– Я знаю, что это правда. – Матео посмотрел на меня из-под насупленных бровей. – Ты ведь выбросила тот букет. Я не упоминал этого, потому что знал, что тебе просто стыдно. Но я помню.
– Причём здесь какой-то букет?
– Ты же знаешь, что он был от меня.
– Может быть.
Матео фыркнул и покачал головой.
– Как скажешь, – сказал он. – В таком случае мне лучше перестать тебя смущать перед твоими «друзьями».
Он развернулся и без оглядки потопал прочь от меня. Я смотрела ему в след и не могла понять, почему на душе вдруг стало так паршиво, будто из груди вырвали кусок сердца. И в то же время жгучая обида заполнила всё моё упрямое существо.
Мы не разговаривали четыре месяца, игнорировали друг друга на улице и в школе. Матео больше не приходил к моему забору и не смотрел, как я репетирую. Да и я перестала этим заниматься – стала уделять больше времени своей социальной жизни. Первое время обида всё ещё тяжким грузом висела на моей шее, но затем я начала замечать, что взглядом невольно ищу Матео в коридоре, надеясь увидеть его хоть краем глаза. Но он будто специально прятался от меня – и это расстраивало меня ещё сильнее. Я лишь хотела, чтобы он подошёл к моему дому и извинился за видео, да мне и записки было бы достаточно – эту бы я точно уже не выкинула!
Однако после зимних каникул Матео словно испарился. Я не замечала его на переменах и не видела его светлой макушки в коридоре. И тогда мне стало не по себе – словно зловещий холодок пробрал всё моё тело.
Предварительно настучав его единственному приятелю Алексу по голове, я выяснила, что случилось нечто ужасное: Мать Матео попала в страшную аварию. Невнимательный водитель сбил её прямо на пешеходном переходе. К счастью, та осталась жива, но теперь совершенно не могла ходить.
Я помню, как бежала по незнакомой улице, сбив дыхание, выискивая нужный дом. Перед глазами всё то кружилось, то застывало на месте. И как только он открыл мне дверь, я тут же с порога выпалила:
– Мне жаль, прости меня, пожалуйста.
– За что? – недоумённо произнёс он, явно не ожидая меня увидеть.
– За то, что стыдилась нашей дружбы.
На лице Матео проскользнуло лёгкое недоверие, но затем тут же сменилось неким облегчением.
Он взглянул на меня хмуро, но с улыбкой, а затем сказал:
– Заходи.
***
В середине десятого класса у меня появились первые в жизни отношения. И хоть довольно-таки глупо говорить такое, но в шестнадцать лет я была, что называется, безнадёжным романтиком. Хотя, кто же не был? Мой первый школьный парень был высоким брюнетом, занимался спортом и отлично ладил со всеми – настоящий идеал, о котором только можно было мечтать.
«Плохие парни» мне никогда не нравились: раздражала их чрезмерная самоуверенность, да и татуировки как-то не привлекали. Меня явно тянуло к тем, кто не подходил под этот всем полюбившийся шаблон. Мой первый парень был общительным, целеустремлённым и по-настоящему смышлёным, а наши отношения были приятными и спокойными. Возможно, поэтому я так быстро от них устала. Для шестнадцатилетней девчонки слишком важны эмоции, и мне хотелось любви как в фильмах – страстной, сложной и безумной, чтобы голову сносило. Рядом с ним я не чувствовала ничего такого.
Через месяц мне стало скучно, и я рассталась с ним.
– Не думаешь, что твой Филипп будет ревновать из-за того, что ты у меня дома? – спросил Матео в один из вечеров.
Я лежала на его кровати и бесцельно листала учебник по физике, параллельно обсуждая то, какой скандал произошёл у меня дома после того, как Диана вернулась в четыре утра пьяная и по ошибке ввалилась в спальню родителей.