– Послушай…, как тебя?

– Меня зовут Эббон, монсеньер.

– Да, конечно Эббон, послушай, проводи меня в мою…, в мои…

– Слушаюсь – Эббон поклонился.

Пока мы шли по долгим каменным коридорам, оставив пирующих, я не переставал удивляться. Раньше бы я никогда так не стукнул кулаком по столу и не закричал таким образом. Непостижимо. Тут я только заметил, что даже походка у меня стала другой, какой-то, что ли грузной.

Слуга привел меня в ту самую комнату, а может быть похожую на неё, в которой я проснулся. Я огляделся в поисках зеркала, но ничего похожего не увидел.

– Послушай, где здесь есть зеркало? Мой вопрос вызвал недоумение у слуги, словно он не понимал, о чём идёт речь.

Вдруг опять неожиданно для себя я сказал.

– Эббон, вели срочно принести сюда бочку с водой, хочу посмотреть на своё лицо и умыться.

Эббон тот час исчез.

Теперь мне стало ясно, что любые действия, которые выполнял обычно определенным образом, я выполнял здесь по другому. Подошёл к одному из окон, напоминающих огромную бойницу и посмотрел наружу. В воздухе стоял сумрак, который бывает обычно перед рассветом.

Через некоторое время тяжелая массивная дверь открылась и с несколько человек под руководством Эббона, втащили большой бочонок с водой. Я подошёл и с большим волнением взглянул на свое отражение, а затем застыл неподвижно. На меня смотрел совершенно мне не знакомый человек.

– Что же это, Господи – промелькнуло у меня в мозгу.

Я потрогал свое, теперь уже не свое лицо. Это было совершенно не моё лицо, как впрочем, и тело. Этот шрам над правой бровью, откуда он у меня. Я медленно опустился на кровать. Ясно было, что я попал в другой мир и в другое тело, хотя разум сохранил свой. Впрочем, очевидно, что мыслю я и поступаю, как житель того мира, в который я попал, иначе, отчего я стукнул по столу там, в зале, так закричал. Я совершенно не удивлюсь, если здесь я смогу убить человека, что естественно для той эпохи, в которую я попал и совершенно противоестественно для того мира, где я родился и жил. Проше было бы сказать, что я вселился в непонятного мне человека, при этом, оставаясь на второстепенных ролях наблюдателя и этот человек, то есть, получается я поступает согласно своим привычкам и убеждениям. Всё это непонятно для меня. Тут я услышал, что Эббон наклонился ко мне и трогает меня за плечо.

– Мой сеньор, что случилось, на Вас лица нет?

– Послушай, Эббон, ты не мог рассказать мне, кто я такой?

Тот к кому я обратился, выпучил глаза и тихо попятился назад.

Я понял, что вопрос звучит не совсем корректно.

– Должно быть, сегодня я получил тяжелый удар по голове во время сражения и, вдобавок перебрал вина, поэтому я хочу, что бы ты сейчас мне рассказал, кто я такой, какое положение занимаю.

– Как мой сеньор, Вы забыли, что Вы знаменитый Шарль де Беатц, очень богатый вельможа, чьи сокровища и обширные владения не уступают королевским, а также то, что Вы маршал и пэр Франции?

– Нет, я помню это – я встал и нервно прошелся по комнате.

Только сейчас я понял, что говорю не на своем родном языке.

– Понимаешь, Эббон – продолжил я, конечно же, помню все про себя, но просто мне хочется, что бы ты мне рассказал очень подробно обо всей моей жизни, мне было бы приятно.

– Кажется, я понимаю Вас, монсеньер – ответил Эббон, хотя по его лицу было ясно, что он ничего не понимает.

– Вот и прекрасно, тогда рассказывай, всё, что тебе известно про меня.

– С чего же начать, монсеньер?

– С чего хочешь и вот, что скажи мне, женат я или нет?

– Насколько мне известно, нет.

– Продолжай и начни, пожалуй, с того, что скажи мне, в каком мы живём году от Рождества Христова?