В третий раз, не знаю почему, немецкий лётчик высунулся из кабины – я хорошо видел его лицо в больших очках – пригрозил мне кулаком и улетел.

Уцелел я только благодаря тому телеграфному столбу.

И ещё помню, как мне дважды говорили о смерти без всяких на то видимых причин. Как предчувствие.

– Кто говорил? – Не понял Евгений, старший сын Веселовских, мой муж.

– Мы с квартирьером полка шли в хутор Плесистовский. Был хороший, тихий солнечный день. Словно и не было войны вокруг. Вдруг он говорит:

– Меня сегодня убьют!

Я даже не обратил внимания на его слова. Смерть ходила за нами по пятам, потому и не придал особого значения его высказыванию.

В хуторе квартирьер зашёл в одну из хат, а я остался на улице.

Начался авианалёт. На этот раз я притаился за погребом, покрытым дёрном, и переползал с одной стороны на другую, когда самолёты меняли направление. Вдруг одна из бомб попала прямо в хату! Все, в том числе и квартирьер, погибли! Тут же вспомнил его слова о смерти, и мне стало не по себе. Выходит, человек предчувствует последние мгновения своей жизни?..

Второй случай был на пароходе «Иван Тургенев», когда меня тяжелораненого везли из Сталинграда. Там, в одном из госпиталей, мне удалили четыре осколка без обезболивания: держали за руки и ноги, так как никаких наркотических средств не было. Даже водки не дали – не было!

Один из моих соседей, старший лейтенант, был ранен в кисть руки. На пристани в Камышине он плясал под гармошку, а потом сел ко мне на постель и говорит:

– Я сегодня умру…

– Ты что? – отвечаю ему, – здесь вон, какие лежат: одному кишки запихнули в живот, у другого обе ноги ампутировали, а ты ранен в руку! Ты что, брат?!

Когда раздавали ужин, медсестра спрашивает:

– А где старший лейтенант?

Я ответил, что после Камышина он сидел рядом со мной и почему-то говорил, что сегодня умрет. Стали искать его везде, и нашли на багажной полке мёртвым.

г. Магнитогорск. Декабрь 1942 года. Эвакуационный госпиталь. Начальник госпиталя врач Смурова (в первом ряду третья справа). Раненые перед выпиской. Крайний справа в первом ряду Александр Петрович Веселовский.

Александр после госпиталя. Начало 1943 года.

Горько, очень горько и обидно, когда гибнут люди.

Шестого августа 1942 года после отражения немецкой атаки остались мы, несколько солдат, с начальником штаба нашего полка капитаном САУНИНЫМ Павлом Ивановичем. От огня противника и без того малочисленные наши подразделения несли тяжёлые потери. Поэтому в бою участвовали все – и мы, и штабные санитары. Боем руководил непосредственно Павел Иванович. После боя мы возвращались на командный пункт полка. Шли рядом. Вдруг ему чем-то снесло верхнюю часть головы. Я онемел от ужаса, потом по инерции рванул вперёд: вот она, Косая, дышит прямо в затылок!

В это время неподалеку появились немецкие танки и автоматчики. Похоронить капитана я не смог.

С группой в пять-шесть человек по оврагу мы отошли к хутору Гуреев. О том, как и где погиб капитан Саунин П. И., я смог рассказать однополчанам только через сорок лет, когда на встрече с учениками московской школы имени В. И. Чуйкова, нашёл Совет ветеранов нашей дивизии. А тогда, во второй половине дня седьмого августа 1942 года мимо нас, нескольких бойцов, шедших по дороге из хутора Плесистовского, промчалась телега. Ездовой крикнул:

– Что вы здесь сидите?! Впереди уже никого из наших нет! – Проехал мимо.

Некоторое время спустя на этой самой дороге появилась наша пушка на конной тяге. А затем один за другим стали спускаться с бугра шестнадцать немецких танков, сопровождаемые большим количеством автоматчиков, ведущих огонь.