– Хорошо. Только быстро.

Желтый луч рассек темноту, и они увидели каменный камин и большую продолговатую комнату с широким дверным проемом, судя по блеску нержавеющей стали за ним, ведущим на кухню. Над головой крест-накрест висели балки, а над ними было еще много пространства, отчего комната казалась вдвое больше, хотя и так была довольно просторной. Единственным предметом мебели во всем помещении был огромный стол длиной метров семь, не меньше, по обе стороны которого стояли скамьи вместо стульев. На встроенных полках Лана увидела поделки Джека: зверей из коряг, светильники, сосуды из акации и сосны, всевозможные приспособления. Как же это похоже на Джека – первым делом он свез в дом все самое непрактичное.

Они пошли по коридору, держась вместе и задевая друг друга плечами. Моти шел первым. Они обнаружили четыре маленькие спальни и одну большую с эркерным окном и широким матрасом, брошенным прямо на пол. Одна из стен была целиком занята книжными полками. Межкомнатных дверей в доме не было, только одна вела в ванную. «Слава богу, что хоть ванная закрывается», – подумала Лана.

Она включила душ; трубы запели. Подставила руку под струю воды, подержала, но вода шла холодная и не нагревалась. Холодный воздух и ледяной душ: не самое приятное сочетание.

– Где мы будем спать? – спросила Коко.

Пять человек и один матрас. Выбирать не приходилось.

– Вы, девочки, ложитесь на матрасе. У нас с Бенджи есть спальники, – сказал Моти и накрыл рукой фонарь. Они снова оказались в темноте.

Матрас на полу выглядел новым, но был рассчитан максимум на двоих, а их было три. Моти осветил им путь к пикапу, и они начали выгружать вещи при свете луны. Казарок посадили на крыльцо; Коко дала им с Юнгой корм и воду. Утки недовольно гоготали – им не нравилось сидеть в тесных клетках. Если они и дальше будут так шуметь, от японцев им точно не скрыться. Лана с радостью бы их отпустила: пусть сами ищут себе пропитание.

Разводить огонь было нельзя, и они сели за стол с корзинкой крекеров, мандаринами и банками сардин и тушенки. Чистота ее юбки перестала заботить Лану уже давно. Они поставили на стол фонарик и накрыли его рубашкой; комнату залил голубоватый свет. Моти развернул фольгу, в которой оказались полоски сушеного тунца ахи. Коко наотрез отказалась есть рыбу, а вот Юнга кружила вокруг стола и ждала, пока кто-нибудь случайно уронит кусочек.

– Тебе нужно поесть, – сказала Лана.

Коко замотала головой и скормила собаке несколько сардин. Та проглотила их целиком и замахала хвостиком, требуя еще.

– Не корми ее нашей едой! – сказала Лана.

– Но она же голодная.

– Она только что поела.

– Значит, не наелась.

– Ты, наверно, не понимаешь, насколько все серьезно, но мы не знаем, сколько нам придется здесь пробыть и надолго ли нужно распределить еду. Мы в полной неизвестности. Надо быть осторожнее и не тратить еду понапрасну. Даже если ты что-то не любишь, тебе придется это есть, – сказала Лана.

– Она любит арахисовое масло. Может, намазать его на крекеры?

Вмешался Моти:

– Девочка поест, когда проголодается. Правда же, мауси? – Он посмотрел на Коко.

У той расширились глаза.

– Откуда вы знаете мое прозвище?

Он улыбнулся.

– Наши дома разделяют только поле да каменная стена. Ты, может, раньше меня не замечала. Я умею быть незаметным.

Коко смотрела на него и словно что-то про себя решала. Добрый ли это человек, можно ли ему доверять, или он чокнутый?

– Мама зовет меня так, потому что я вечно таскаю домой мышат, оставшихся без мамы.

– Значит, у тебя есть сердце, – сказал он.

– Конечно есть, я слышу, как оно бьется.