Место причала к разорённой избушке миновали на скорости, провожая напряжёнными взглядами неуютный берег. Иван прислушался к себе. Неожиданно кольнуло дурное предчувствие и окрепло ощущение чужого взгляда. Стараясь не выдать ощущения, покосился на Тоню. Женщина тоже не отрывала глаз от замершего в утреннем полусне берега. Ветерок кинул на лоб прядь волос, и она, оторвавшись от наблюдения, закинула её назад.

Только дождавшись, когда лодка проскочит подозрительный участок, Иван позволил себе расслабиться. Глубоко вздохнув, он снова уставился вперёд по ходу движения. Мысли потекли размеренно и спокойно. Вновь захотелось помечтать, как он будет тратить заработанные в походе деньги. Удержал себя от фантазий лишь неимоверным волевым усилием. «Лучше не думать заранее, это ж как делить шкуру неубитого медведя. Лучше полюбоваться тайгой». Хорошо бы, безлюдной. Узкая Таимба продолжала вилять, словно её рисовал младенец, которому сунули в руку ручку и подставили листок бумаги. Он решил, что не будет говорить Тоне о своих подозрениях, тем более что все они непонятно на чём основаны. Ну, показалось ему. Так, может, эта мнительность сыграла с ним злую шутку. Или он подсознательно сам настроил себя на тревогу. В любом случае пока одни домыслы. Не хватало ещё на насмешку нарваться.

Часа через три река резко обмелела, и Ивану пришлось снова взяться за опостылевший шест. После десятка толканий почувствовал, что начал согреваться, а то, пока сидел на носу, продрог: стылый ветер пробирал насквозь. Туман давно растаял, но от реки по-прежнему тянуло сырым холодом. Берег пошёл крутой и неприступный, высоченные овражные края нависали над шумливой водой. По правой стороне лиственницы сменились мрачным, непролазным ельником, по левой тянулся березняк, скорей всего поднявшийся после пожарища. И с обеих сторон поднимались вдалеке холмы, заросшие лесом, а их верхушки подпирали хмурые небеса.

Тоня первая нарушила утреннюю тишину:

– Как тебе в избушке спалось?

Иван шевельнул плечом:

– А ты знаешь, неплохо спалось. Сны видел.

– Про что, помнишь?

– Точно не скажу, но вроде как все положительные. Кстати, голос слышал.

– Что говорил?

Иван с трудом вытянул застрявший шест:

– Так, шептал что-то на ухо. А проснулся с точным указанием искать под ликом. Не знаю, что за лик, но теперь буду ещё внимательней осматриваться и не уйду, не перекопав всё, что можно.

– Интересно. А мне ничего не снилось. Как легла, так и встала. Вот они, родимые. – Она вытянула шею, рассматривая что-то впереди. – Пороги. Придётся повозиться.

Речка здесь раздалась, правый берег отступил вместе с деревьями, пологое пространство у воды заполнилось кустарником. Лодка заскрежетала дном по камням, и Иван вопросительно обернулся к проводнику.

– Что делать будем?

Перекинув ремень ружья за грудь, Тоня неторопливо выбралась из лодки:

– Попробуем протолкнуть в самом глубоком месте. Вылазий.

Сапоги погрузились по щиколотки – это около берега. Ближе к середине реки глубже. Иван, не дожидаясь распоряжений, направился к противоположному боку лодки. Ухнув почти по колено, уцепился за борт. Крепкое течение сдавило сапоги как тисками. Внутрь потекла вода, ноги охватило холодом. Стараясь не обращать внимания на немеющие ступни, ухватился за борт. Тоня прицепилась с другой стороны. На счёт раз-два двинули. Камни заскрипели под днищем, и лодка сдвинулась. Поднажали ещё чуток, и, скрежеща и поскрипывая, моторка пошла. Старались сталкивать её на относительную глубину, но и там металл цеплялся за каменистое дно. Ноги быстро заледенели, озноб пробирался выше и выше. Сначала заледенели голени, потом холод охватил мышцы бёдер, сжал мёрзлым обручем талию, и стало труднее двигаться: жилы словно задеревенели. Кроме того, приходилось постоянно поглядывать под ноги: попади ступня на камень, и оскользнёшься. Каждый шаг давался с неимоверным усилием, будто шагал по горло в воде.