Завтракали спешно. Не совсем понятно почему, но оба торопились. Наверное, эта неожиданная задержка, нарушившая планы, невольно подгоняла обоих. Перед отъездом Тоня срубила молодую берёзку. Обрубив ветки, кинула двухметровый шест в лодку:

– Пригодится.

Таимба мелела с каждой сотней преодолённых метров. Нависавшие с обоих берегов ветки тальника постепенно сузили проход метров до четырёх. Лодка двигалась на самых малых оборотах. Тоня, выгнавшая Ивана с кормы, иногда глушила мотор, поднимая сапог над транцем, и тогда Иван брался за шест. Илистое дно легко пропускало его на полметра, а уже потом конец палки упирался во что-то твёрдое.

– Камень? – поинтересовался Иван.

– Лёд. Вечная мерзлота.

Между кустами берег Тунгуски укрывала высоченная трава. Купаясь в журчащей воде, тальниковые заросли загустели, вытянулись, ещё больше сужая фарватер. Лодка уже буквально плелась, толкаемая шестом. Иван начал уставать. И где же эта избушка? Он вопросительно глянул на Тоню.

Женщина поняла его без слов:

– Садись к мотору, газ на минимум. Я с веслом на носу посмотрю. Как только махну, поднимай. Тут топляки торчат, главное, их не цапануть. Тише едешь – дальше будешь.

Поменявшись местами, напряжённо замерли. Крепко сжимая весло, Тоня внимательно просматривала дно. На малых оборотах казалось, будто лодка стоит на месте, и, только если вглядываться в проплывающие заросли, становилось понятно, что она идёт тихо и равномерно. Ветки тальника противно скрипели, протирая алюминиевые борта.

Минут через десять проводник радостно обернулась:

– Вижу тропу к избе, сейчас просвет будет. В этом месте тальник не растёт. По весне, когда тут куча рыбаков останавливается с ночевкой или так, чайку попить, корни лодочным днищем вышаркиваются. Я так думаю.

Иван, вытянув шею, пытался тоже разглядеть тропу. Но, сидя на корме за румпелем мотора, что-то увидеть не получалось. Заросли и заросли. Удерживая равновесие на носу, Тоня веслом расталкивала ветки, которые так и лезли в моторку, пытаясь преградить им путь.

– Давай немного правее, ещё, ещё. Глуши!

Правая стена из кустов внезапно закончилась, а за ней показался небольшой заливчик. Иван чуть довернул руль, и лодка медленно воткнулась в илистый берег.

Тоня, ловко спрыгнув на берег, подтянула лодку. Иван, по заведённому порядку, выскочив следом, помог. Перехватив верёвку, потянул посудину к дереву.

– Берем всё необходимое – и пошли, остальное бельтингом[4] обернём, тут не близко топать. Нет желания таскать туда-сюда всё это хозяйство. Когда тут весной много воды, на лодке чуть ли не в избу заезжаешь, а когда мелко, как вот сейчас, топать и топать.

– Предельно ясно. А с мотором что? Вдруг дождь пойдёт, его не зальёт? Может, задрать его, как Николай Алексеевич на своей лодке делал?

– Ну, мотор накроем колпаком, он в носу лодки лежит, а то, что его надо поднять, это правильно. Смотри, уже думать начал. – Она окинула его насмешливым взглядом, и Иван снова надулся.

Ну что за женщина, ни слова без ухмылки! В этот момент он уже пожалел, что согласился идти с ней.

Но надолго его обиды не хватило. Иван вообще считал себя парнем добрым и отходчивым. И не без оснований. Тем более здесь, в тайге, где за десятки километров кроме них живых людей нет, не до претензий. Пока вытягивал колпак, укрывал мотор, как-то и забыл про её усмешки.

До избы и вправду оказалось далече. Да всё в подъём. Годами натоптанная глинистая дорожка то и дело виляла, по бокам тянулись густые кусты тальника. Ветви забиты речным мусором из смеси старой травы, листвы, мелких веточек. Стоило только задеть, как с них летела пыль, от которой хотелось чихать. Иван догадался, что это остатки хлама, принесённого водой после весеннего половодья. Метров через триста подъём пошёл круче, и на тропе появились деревянные полуразвалившиеся ступеньки. Тем не менее свою функцию они выполняли успешно.