Макс обрадовался, увидев Таню в магазине.

– Татьяна Александровна! – весело сказал он. – А можно я буду называть вас Таней? Мы же почти ровесники.

Таня усмехнулась:

– До ровесников нам далеко. И нет, нельзя, давай всё-таки соблюдать субординацию.

– От латинского «Subordinatio» – подчинение, – всё также весело сказал Макс. – Я как лучше хотел. Вы же нестарая.

Таня захохотала:

– Спасибо, ты меня порадовал, а то я уж извелась вся. Возраст означает всего лишь число лет, прожитых тобой на этой земле. Не думаю, что я стану переживать о нём и в сорок, и в шестьдесят четыре. Каждое лето я буду арендовывать дачу на острове Уайт…

– О, вы знаете «Битлз».

– Странно, то ты их знаешь, – хмыкнула Таня. – А тебе легко попросить прощения?

– Ну если я виноват, то почему бы и нет? – удивился Макс. – Вы кого-то обидели? Вы можете кого-то обидеть?

– Не твоё дело, – покачала головой Таня.

– Вообще-то, вы сами спросили, Татьяна Александровна, – возмутился парень. – Не хотите рассказывать, я настаивать не буду.

– Вот и молодец! – заключила Таня.

– А потом, когда попросите, скажете, приняли ли ваше прощение? – улыбнулся Макс.

– Любопытство – страшный грех.

– Правда? – удивился Макс. – Не знал. А почему?

– Хотя бы потому что, например, любопытство Евы стало причиной изгнания человечества из Рая, – поучительно сказала Таня. – Но мой магазин не то место, где нужно обсуждать такие вещи.

– А где нужно? – поинтересовался Макс. – В Государственной Думе? На кухне после празднования Нового года?

Таня только покачала головой, этого парня ей не переговорить, но он и в самом деле поднимает ей настроение.

Таня набралась храбрости. Набиралась она её, правда, три дня. В общем, она позвонила парню из пиццерии по сохранившемуся в её телефоне номеру.

– Да? – весело спросил абонент на том конце.

Непонятно почему Таню это рассердило. Но она одёрнула себя: если она в эти дни старательно рефлексировала, это не значит, что все остальные должны заниматься тем же.

– Это Татьяна. Та девушка из пиццерии.

– А потом из гостиницы и больницы, – хмыкнул хозяин кафе. – «Ужель та самая Татьяна!»

Цитирование классики напомнило Тане об Алексее Владимировиче. Вся решимость куда-то пропала, но класть трубку ей показалось идиотским поступком, поэтому она продолжила:

– Ужель. Я хотела попросить прощения, выразить вам свою признательность и, в конце концов, узнать ваше имя.

Таня даже представила себе, как парень улыбнулся от её слов.

Но он не улыбнулся, потому что его голос, ответивший ей, был задумчив и серьёзен:

– Не скажу, что не ожидал… но… облили вы меня коктейлем очно, нагрубили в больнице опять же лично… а прощения просите по телефону. Так дела не делаются. Приезжайте, поговорим.

Таня молчала. Ей казалось, что её обидели только что. Но она не чувствовала обиды, она чувствовала стеснение. И она призналась себе: ей хотелось его увидеть.

– Но как вас зовут-то хотя бы скажете?

– Фёдор. Просто Федя нельзя, извините.

– Я и не планировала вас так называть. А вы что стесняетесь своего имени? – заинтересовалась Таня.

– Нет, я не стесняюсь. Просто люди теряются отчего-то, когда его слышат. Как вы думаете, отчего?

Таня тоже растерялась. Как и те самые люди, которых он упомянул.

– А я думаю, что им неудобно меня называть Федя. Федя звучит как-то по-детски. Мальчик может быть Федей, а мужчина нет. С Вовой, кстати, та же история.

– А как вас друзья называют? – спросила Таня.

– А давайте оставим это для личной встречи. Нам ведь надо будет о чём-то разговаривать! – радостно заключил Фёдор.

Таня кивнула, как будто он мог её видеть.

Но он понял ответ: