Усердные изыскания Костобокова ничуть не обрадовали его руководство.

– Ты соображешь, что пишешь? – шипел полковник Болдырь. – Выкинь к этой самой матери, и чтобы я больше этих птеродактилей на своем столе не видел! Убийство совершено Муравьевым в состоянии алкогольного опьянения, возможно, психоза. Недаром он успокоительного наглотался… Вот что, капитан, протокол и рапорт я пока задержу у себя, а ты постарайся выдвинуть хоть одну приличную версию… Ну сам посуди, мистику к делу не пришьешь, – уже мягче и примирительнее заговорил Болдырь. – Ты-то сам как думаешь? Что это за Змей Горыныч в Академиках поселился?

– Не знаю… Но с версией Шубанько категорически не согласен.

– Работай, капитан… Трудись, чтобы служба медом не казалась…

В такой напряженной производственной обстановке дело пропавших студентов стало для Костобокова хобби, отдыхом для души, и даже больше того, его фигуранты, к примеру профессор Заволокин, представлялись ему чем-то вроде путеводной нити или полустертой тропы к замку Девы, лесной отшельницы с задумчивым потаенным взглядом и тонкой голубоватой кожей речной русалки. Оттого даже к седовласому научному старцу он шел с замирающим сердцем, как на чаемое свидание.

– О! Костобоков… Знатная фамилия, видать, из поморов? – Профессор Заволокин поднес к свету следовательское удостоверение и удовлетворенно хмыкнул. – Костобоками, молодой человек, наши северяне звали мамонтов, коих немало находили по всему Заполярью.

– Мамонты, слыхал! – отозвался Костобков.

– Великаны погибли внезапно, с желудками, полными зеленой травы… Вы хотите знать почему? – заливался явно соскучившийся профессор. – Отвечу охотно: почти мгновенное, резкое похолодание в результате смещения магнитных полюсов, тонны выпавшего снега, то есть полная картина ядерной зимы. Интересуетесь? Извольте, я готов рассказать вам все, что знаю сам. Но прежде я хочу предупредить вас о последствиях. От того, что вы узнаете, может измениться вся ваша дальнейшая жизнь. Знание – сила, и, как теперь говорят, убойная сила. После того как в вашу жизнь войдут некоторые подробности всемирной истории, изменитесь вы сами, изменятся выражение ваших глаз, осанка, голос. Это заметят. Вам придется поменять друзей. Ибо в кругу ваших прежних знакомых вы станете белой вороной. Зато вы обретете новых друзей, среди них будут философы, историки, мудрецы и писатели. И вы уже никогда не будете одиноки. Вы найдете вкус в том, мимо чего прежде проходили равнодушно… Итак, что привело вас ко мне? Разумеется, не праздный интерес.

Вадим осторожно огляделся: густая пыль дремала поверх древнего вздора, коим были уставлены профессорские полки, – странные заблудившиеся вещи, сметенные ураганом времени на бесплодную равнину одинокой старости. Он молча выложил на стол фотографии пропавших студентов.

– Ах вот как! – Профессор печально вздохнул и взял фотографию Реченко. – Но для начала надо подобрать ключи к этой мрачной тайне, я имею в виду исчезновение Влада и Юры. Ключ первый – Атлантида… Юра формировался как молодой, дерзкий археолог, а в нашей науке нельзя без сказок. Без возвышенных и часто пустых легенд археология давно превратилась бы в мрачное гробокопательство…

Профессор Заволокин был уже в том трудноопределимом возрасте, когда у иных старость тихо сливается с беззубым младенчеством и тело покорно приближается к новому кругу воплощений. Но старик держался прямо-таки молодцом.

– Так вот, без «Илиады» Гомера не было бы и Трои Шлимана… Весь атлантический цикл истории Юра относил к позднему палеолиту – это примерно десять тысяч лет до нашей эры. Хотя, я думаю, этот цикл включал и магдаленский период – двадцать тысяч лет до Нового времени. Память об этом времени человечество сберегло лишь в сказках и мифах, но Атлантида, вернее ее тайное наследие, и доныне незримо руководит земной историей…