Машина появилась только через сорок пять минут. Сначала стало слышно глухое утробное урчание двигателя, неожиданно усиливающееся порывами ветра – машина пробиралась по распадку, – а затем показалась и крытая полуторка. По проселочной дороге, будто предрассветная дымка, стелилась поднятая пыль, а машина, жестковато подпрыгивая рессорами на кочках, стремительно приближалась. Не сбавляя скорости перед распахнутыми воротами, грузовик проскочил на территорию зоны и уверенно покатил в сторону землянки спецгруппы.

Солдаты проводили грузовик скучающими взглядами, а полковник Лавров двинулся по направлению к машине. В одном из разговоров с ним Коробов как-то обмолвился о том, что машина заминирована и тотчас взорвется, если кому-то вздумается самовольно изъять контейнер с грузом. Разблокировать автомобиль может только офицер сопровождения.

Суховато кивнув подошедшему начальнику зоны, прибывший майор посмотрел куда-то поверх голов выстроившихся солдат и, спрыгнув на землю, направился к спецкурьерам. Из кузова за ним выпрыгнули двое молодых солдат. Слегка поднатужившись, они подняли небольшой опломбированный ящик и понесли его следом за офицером. Майор, приблизившись к спецкурьерам на расстояние вытянутой руки, привычно вскинул ладонь к правому виску и коротко доложил о прибытии.

Суть их короткого разговора всегда оставалась для Лаврова тайной. Почему бы ему не подойти поближе и не послушать, о чем идет разговор? Что ему мешает? В конце концов, землянка располагается на территории его лагеря. Да и формального запрета на этот счет не было.

Глеб Кириллович неторопливо сделал вперед несколько шагов. Внезапно солдат из спецгруппы, стоящий к нему ближе всех, повернул голову и холодно посмотрел в его сторону. В поведении рядового Куприянова отсутствовала всякая угроза, просто кончики пальцев слегка скользнули по противотанковой гранате, пристегнутой к поясу.

«Все! Дальше двигаться нежелательно», – решил для себя Лавров. Следующий шаг Куприянов может воспринимать как пересечение контрольно-следовой полосы на государственной границе.

Лавров остановился и равнодушно посмотрел в сторону. Никогда прежде он не подходил так близко к «Трем толстякам» и сейчас видел, что парочку – капитана и бойца – кроме внешнего сходства связывает и предельная подозрительность. Прибывший курьер с майорскими погонами также с некоторым интересом взглянул на подошедшего полковника. И от столь откровенного любопытства у Глеба Кирилловича по спине пробежал холодок. Эта троица, как и приезжий офицер, не имела никакого отношения к НКВД, но их полномочия были гораздо выше, чем у него самого. А не лежит ли где-нибудь в кармане у майора Коробова предписание стрелять на поражение в случае неожиданного приближения кого бы то ни было?

Остановившись чуток позади майора, солдаты мягко установили ящик на землю. Скосив недобрый взгляд на подошедшего начальника зоны, прибывший бодрым голосом сказал:

– Груз сдан.

– Груз принят, – ответил Коробов.

– Напоминаю… За разглашение государственной тайны – расстрел! За любую сбитую пломбу – расстрел! За несвоевременную доставку груза к месту назначения – расстрел!

Старший группы майор Коробов заметно скучал, подобные страшилки он слышал едва ли не каждую неделю, а потому успел привыкнуть. Однако шутки тоже не уместны, их могут и не понять.

Козырнув, Коробов приказал Куприянову:

– Забирайте.

Далее не последовало ни прощального рукопожатия, ни единого дружеского слова. Просто все одновременно развернулись на каблуках и двинулись каждый в свою сторону.

И ни полковник Лавров, ни кто-либо еще из персонала лагеря не знали, что совсем недавно, еще в начале февраля этого вот сорок пятого года, все трое членов таинственной группы «Три толстяка» служили очень далеко от Урала. Они прибыли из Ялты, с Южного берега Крыма, а прислали их сюда такие люди, чьи фамилии даже и вспоминать страшно.