– А ты изменился, – наконец, выдавил он из себя. – Сразу и не узнать. Заматерел. Майор уже, небось.
– Ты тоже мог бы стать майором. Обыщи-ка его на всякий случай, кивнул он сержанту, и, пока тот шарил по карманам задержанного, непринужденно продолжал:
– Ничего нет, товарищ майор, – разогнулся сержант, ощупав низ брюк Стрельникова.
– Нет, значит нет. Давай его на платформу. Хотя подожди.
Не опуская ствола и не сводя глаз с лица Стрельникова, он обошел его со спины и запустил руку за пояс брюк.
– А говоришь, нет, – с нескрываемым удовольствием произнес он, вытаскивая пистолет. Станет тебе опер, хотя бы и бывший, носить оружие в кармане. Как же…
Волохов поднялся на платформу и помог взобраться задержанному, а затем и державшему его под прицелом Рогову.
– Пойдем, Витя, – обратился он к Стрельникову. И не греми кандалами. Давай сниму пока. Пассажиры увидят – стыдно. А ты давай к вагонам. И смотри у меня, чтобы ни одна живая душа без моего разрешения на вокзале не появилась, – приказал он сержанту.
– Что у тебя тут стряслось? –спросил Стрельников. – Из-за меня, что ли?
– Ну, конечно, из-за тебя! Много чести. Малява по Интернету пришла, что ты с зоны рванул. Какая-то зараза вокзал то и дело «минирует». Звонит, веселится, а мы отдувайся.
– Откуда звонит, установили?
– Установишь тут… Из телефона-автомата. Была бы техника, давно бы этого «автоматчика» изловили, а то только обещают.
Они, не спеша шли по платформе к вокзалу, и никому бы в голову не пришло, что майор милиции чуть ли не в обнимку идет со сбежавшим из мест лишения свободы опасным преступником. И, не в таком уж далеком прошлом, его ближайшим другом, одним из лучших сотрудников отдела по борьбе с организованной преступностью.
В кабинете Рогова было жарко. Но, раздевшись, он не предложил Виктору снять пальто. Для этого пришлось бы расстегнуть наручники, которые он застегнул у Виктора на запястьях, как только они вошли в помещение. К чему могло привести излишнее благородство, Рогов знал по собственному опыту. Однажды он снял наручники с задержанной, пожалел молодую цыганку – дама все-таки как-никак. После этого неделю ходил в раскорячку.
– Ты, это, расстегнись, а я окно приоткрою.
Видя, что Стрельникову мешают наручники, он подошел к нему и помог справиться с пуговицами. Полой пальто он прикрыл кисти его рук, переплетенные на коленях. При этом одну ногу Стрельников положил на другую, и теперь выглядел обычным посетителем. Впрочем, не совсем обычным. Проработав с ним бок о бок несколько лет, Рогов видел, что сейчас перед ним совсем другой человек. Не таким Стрельников был раньше. Куда только что делось? Вместо энергичного опера, отличавшегося непоседливостью и взрывным характером, в дальнем углу кабинета сидел тихий, сломленный обстоятельствами человек. Впрочем, понять его состояние Рогову было нетрудно: удачно совершить побег и оказаться задержанным, к тому же с оружием … Да еще кем? Ближайшим другом! Мало кто способен здраво оценивать ситуацию в его состоянии. Или притворяется?
– Ну, и что прикажешь с тобой делать? – с трудом выдавил из себя Рогов, почувствовав, что пауза затянулась до неприличия.
– Отпусти, а пистолет можешь оставить себе. Потом разберешься, кому его отдать.
Он не успел договорить, как дверь кабинета резко распахнулась, и на пороге появился двухметрового роста детина с крупными белого цвета буквами «ОМОН» по черному фону куртки и с крошечным на его необъятной груди автоматом. Из-за его спины выглядывали еще двое под стать ему парней в черных лыжных шапочках, которые при необходимости легко превращались в маски.