– А сам покосить вокруг не пробовал? – вкрадчиво поинтересовался киношник.

– Чаго? – вылупился на него пузан. – Ну ты и чудак! Я тебе что, лох какой? Косить! Пускай администрация косит, им за это деньги плотют. А мне кто заплотит? Ещё и свои потрать. Мы их выбирали, пусть и отрабатывают доверие. Я чего, зря на выборы хожу? И крышу пускай перекроют, а то сколько живу с самого рождения, а ремонта цельного не видел отроду. Так, разок, при коммунистах, шифером залатали, и на том спасибо. А теперь никакой пользы нет. При Советах хоть руку жали, и колонка с водой исправно работала, а теперь – тьфу. У нашего Нескромного, бывшего районного начальника, теперешнего депутата, дом в три этажа и золотые рыбы в пруду плавают, а ещё, говорят, дача в Италии и квартира в Париже, Брежневу и не снилось. И другой, что сейчас командует в районе, тоже в Испании домик имеет. Начхать им на наши трагедии. Хоть бы внучке шоколадку на Новый год когда подарили, жмоты.

– Так если они такие жлобы, выберите других.

– А кого других? – удивлённо развёл руки Самсон. – Этих мы знаем, они наши, здешние, может, и сделают чего на пользу когда. А другого, который чёрт знает откель, выбери, попробуй, так и вовсе без света оставят. Так хоть ещё телевизор смотрим, знаем мировую обстановку, спасибо Соловьёву, мужик он правильный. А так, вона, мусора скоко накопилось, некому и вывезти, крысы совсем одолели, по квартире внаглую ходят, коты даже шарахаются. Помойка кругом. И всё из-за туристов, бросают еду где попало, пиво пьют, бычки кидают, за угол бегают, ну просто паразиты одни. Мне б кто вина поставил когда, я ж на их не ору даже. У меня мамка ещё живая в доме есть, она сюда сразу после войны вселилась, много чего видела. Может, позвать?

– Конечно, позови, – обрадовался такой удаче режиссёр.

– А сверху за это мне ещё соточку накинете? – хитро прищурился обитатель средневекового замка.

– На.

– Счас приведу, – обрадованно поспешил в проём чёрной дыры пузан, на ходу продолжая вещать: – Токо она старая совсем, со слухом не очень, вы её прямо в ухо спрашивайте.

– Зовут её как?

– Василиса Васильевна, – глухо донеслось из средневекового портала.

– Ого, прямо замковая царица! – восторженно воскликнул режиссёр.

– Почему царица, а не королева? – усомнилась в возгласе киношника оператор.

– Потому что Василиса в переводе с греческого – царственная, а Василий – царь, вот и получается, что перед нами сейчас возникнет полная царица этих владений. Учи языки, Маша, ну или мифы читай, на худой конец, – назидательно щёлкнул по носу молодую девушку режиссёр.

– Вот ещё, больно нужно, – обиженно фыркнула оператор.

Через семь минут Самсон под руку вывел во двор грузную старуху, одетую в утеплённые калоши и вязаную серую кофту поверх цветастого фланелевого халата, и усадил её на грубо сколоченную лавку возле подъезда.

– Василиса Васильевна, мы хотим задать вам несколько вопросов о вашей жизни в этом месте. Ответите? – присел к замковой царице киношник.

– А?

– Мама, тебя спрашивают, – прокричал в сторону матери Самсон.

– Ага, скажу.

– Как вы тут живёте, в замке? – повысил голос режиссёр.

– А?

– Как ты тута живёшь, спрашивают, в замке, – вновь пробасил Самсон.

– Ага, поняла, – кивнула старуха. – Живём – хлеб жуём. Плохо живём. Ничего нет: ни помощи, ни покоя. Я тута с сорок седьмого году всю жисть при детском саде нянечкой проработала, а когда надо было, то и колхозу в урожае помогала, на ток зерно ворочать бегала, да картоху убирать, да свёклу. Сорок лет стажу натрудила, а пенсия назначена – ложись и помирай. Алкаши разны, что и дня не работали, больше маво получили. Чичас полегче чуток стало, по старости набавляют, но не накопишь ничего. Самсон, вона, без работы ходит, денег у него никогда нет, а корми.