И розы открытую рану
На чёрных житейских шелках.
А в медленном взгляде – бравада,
И страсти тягучая мгла…
А в царственном жесте – блокада,
В которой до гроба жила.
Автопортрет
Художник подмигнул: «Поздравь! Гастрит и астма!
И с бабами дошёл, считай, что до маразма!
Неделю в рот не брал, вчера гульнул и вот,
Ни охнуть, ни дыхнуть и спазмы рвут живот.
Как видно я бельмо у черта на глазу!..
Ба! – хочешь на листе узреть мои страданья?
С похмелья набросал какую-то бузу…»
И показал планету… нет, слезу…
Чуть сплющенную космосом слезу,
Набухшую в глазнице мирозданья.
И едко хохотнул: «От нашенских грехов,
От всех всемирных войн и камерных стихов
Когда-нибудь сей плод немыслимо разбухнет
И в солнечный котел – увы и ах, но рухнет!»
Художник жрал вермут и лопал колбасу,
И пальцем ковырял в приплюснутом носу.
Из книги «Люди и боги»
Бурый ворон! Пропащая птица!
Сердце сковано высью.
За веками размыта граница
Между смертью и мыслью…
Жизнь – долга. Да и степь – не короче.
Страшен крест милосердья!..
Смертной плёнкой подернуты очи…
Пропадёшь от бессмертья!
Обшарпан и нелеп, как силосная башня,
Незрячий вопросил: «А что там, за холмом?»
Чур, знаю – не скажу. Но, ежели с умом,
Не всё ли нам равно, а что там – за холмом? —
Не ведает никто… Наверно, просто – пашня…
Когда всосала водяная яма
Весь белый свет, все тяготы его,
Последний ангел захлебнулся: «Ма-ма!..»
Последний демон задохнулся: «Ма-ма!..»
И – на земле не стало никого…
И только лучик нынешней звезды
Коснулся той, ниспосланной воды…
Гром возревел: «Постигни, но умри!!..»
И Ной увидел в треснувшей волне,
Как в искаженном зеркале времён,
Иной потоп!.. Совсем иного Ноя!..
Хотел подумать: «Боже! Это – круг!!..»
И – захлебнулся…
Ной поджался… уподобился лисе…
Повозился и забылся… И увидел
Человечка на летучем колесе
И заплакал, словно Бог его обидел…
И поплыл он по планете водяной…
И отдался он и холоду и зною…
«Слышал, видел и – молчу!!!» – взмолился Ной.
«Слышал, видел и – молчи!» – сказали Ною.
И душу, и тело недугом свело! —
Лицо уподобилось роже!..
И стало в глазах от страданий светло!
И крикнул несчастный: «О Боже!..»
Но грохот сорвался в немеряной мгле,
И эхо взревело сиреной!..
«Хо-хо!..» – пронеслось по родимой земле…
«Ха-ха!..» – понеслось по Вселенной…
Дождичка Божья манна
Благостна и туманна…
Падает на лесок
Жизни чистейший сок.
В дымке речных излук
Мёдом курится луг.
Кто там белеет, кто там
Льнёт к серебристым сотам?
По полю прямиком
Бог идет босиком.
Живуч и оголтел —
В тисках своих помет —
Растлитель душ и тел —
Божественный поэт…
Растленною строкой
Уже ушёл в гранит —
И каменной рукой
Нетленное гранит.
3 марта 1998 г
Поэта и могила не исправит…
3 марта 1998 г
Дышу, как живой…
4 марта 1998 г
Борис Шапиро
Борис Израилевич Шапиро – советско-немецкий физик, двуязычный поэт (на русском и немецком языках), доктор естественных наук, изобретатель. В 1968 году окончил физфак МГУ. В 1975 году выехал в ФРГ.
С 1995 года живёт в Берлине. Автор 29 книг стихов и прозы, из них 14 на русском и 15 на немецком языке.
Воспоминания о Юрии Влодове
Когда-то, во годы оны, примерно в 60-е – 70-е годы прошлого века, Юрий Влодов и Борис Шапиро общались, дружили. В 1975 году Борис Шапиро выехал в Германию. У него остались о Влодове, об общении с ним, самые приятные воспоминания. Не так давно у Бориса Шапиро вышла книга «Когда было тогда», в которую вошли 2 романа-мозаики о еврейском взгляде на жизнь. В главе «Неуловимо» Борис Израилевич описал свое общение с Юрием Влодовым, привёл много его стихов. Но это не только воспоминания, это художественный текст, в котором правда и вымысел перемешаны, что дает интересный результат.