– Михаэль! – воскликнула она. – Вы мне очень нужны. Это просто сумасшедший дом, что происходит!

– Вы правы, это самый настоящий сумасшедший дом, – сказал отец, усмехаясь.

Не понимая его сарказма, она продолжила свой рассказ:

– Мой отец, он хочет, чтобы меня поместили в психиатрическую клинику. Он говорит, что я сумасшедшая, потому что вступила в антинацистскую партию. Но ведь сумасшествие – это то, что сейчас происходит, и это должен кто-то остановить.

– Вы полагаете, что сможете это сделать?

Она ничего не ответила и, сердито глядя на отца, села на небольшой диван, стоящий в центре кабинета.

– Я уж было подумал, что отец хочет поместить вас в психушку из-за туфель, с которыми вы не расстаётесь, – сказал отец, улыбаясь.

Он смотрел на неё как на маленького ребёнка.

– Простите, что перебил вас, – извинился он, – продолжайте ваш рассказ.

– Что здесь рассказывать, вопрос уже решён. Для меня было счастьем узнать, что вы главный доктор в Алленберге. Вы непременно должны мне помочь.

– Что же вы хотите от меня, милая фройляйн?

– Вы должны дать врачебное заключение, что я абсолютно психически здоровый человек. Признать меня сумасшедшей – это верх его подлости.

– Ирма, милая Ирма… Я бы не стал с такой уверенностью говорить о вашем абсолютном психическом здоровье.

Она с непониманием смотрела на него. Мне было очень неловко присутствовать при этом разговоре. Всё произошло так стремительно, что я как стоял у окна, так и оставался там, стараясь не шевелиться и не привлекать к себе внимания.

– Постараюсь объяснить, – сказал отец, закуривая. – Вы живёте в самой что ни на есть нацистской стране, возглавляемой диктатором, не терпящим никакого инакомыслия и жестоко карающим за него. Однако это не мешает вам кричать направо и налево о вашем участии в антинацистской партии. Тут, знаете ли, возникают сомнения в вашем психическом здоровье, а также это говорит о полном отсутствии у вас инстинкта самосохранения. Сейчас выбор у вас невелик: либо вы сами приедете в Алленберг, либо приедут за вами, но это будут ребята из гестапо. Вы понимаете меня, Ирма?

– Нет, Михаэль, я откровенно не понимаю вас. Я же вижу, что вы ненавидите их так же, как и я, так почему же вы молчите? Почему вы отсиживаетесь здесь? Разве не понимаете, что рано или поздно за вами тоже придут?

– Понимаю, очень хорошо понимаю, но до этого момента я смогу помочь сотням своих пациентов. Если же я буду вещать во всеуслышание о своих политических взглядах, как вы мне предлагаете, то дорога в концлагерь мне обеспечена уже сегодня.

– Разве вы не видите, что вот-вот начнётся война и всё, за что вы так цепляетесь, в мгновение может превратиться в тлен? – в отчаянии произнесла она.

– Возможно, это и так, но здесь я на своём месте и постараюсь сделать всё зависящее от меня, чтобы этого не произошло. Мои возгласы уже ни к чему не приведут… Слишком поздно, война неизбежна, а здесь я могу помочь тем, кто во мне нуждается. А вы, Ирма, что вы можете сделать на своём месте действительно полезное для своей идеи?

Она молча смотрела на него с презрением, после чего произнесла:

– Вы трус.

После этого Ирма стремительно выбежала из кабинета отца.

Я рванул за ней, сам не зная зачем. Отец молча проводил меня непонимающим взглядом.