И вот, казалось бы – то, что сержант понравился Наташе, как нельзя лучше устраивало Малахова, но боль ревности резанула сердце. Его, кажется, могут поменять, нашли получше. И эта обида только усилила неприязнь к еще совершенно незнакомому человеку.
Так за неполную минуту, между еще не успевшими обменяться даже словом лейтенантом и сержантом зародилась не то чтобы вражда, но неприязнь как минимум.
– Сержант Краснов… – начал было докладывать Аркадий, но лейтенант перебил его на высоких тонах.
– Вы откуда прибыли, сержант?! Отойдите и обратитесь по форме! Да, и приведите себя по возможности в надлежащий вид. Какой пример вы подаете личному составу, даже подворотничок несвежий!
Несколько секунд Аркадий молча смотрел в глаза Малахову. От этого взгляда на лейтенанта так повеяло смертью, что озноб прошел по спине. Пастух тем временем развернулся и отошел на несколько шагов, оправился, поправил панаму, которую носил почти на макушке. Уже почти все, кто был свободен, собрались понаблюдать за знакомством сержанта с Конюхом и с трудом сдерживались от смеха. Только сейчас Пастух обратил внимание на неестественно слишком уж чистые для Афгана подворотнички. Кто-то протянул Аркадию сапожную щетку. Обычно Аркадий ходил, как и большинство, в кроссовках или кедах, но после госпиталя был еще в сапогах.
Почистив сапоги и слегка отряхнув дорожную пыль, он направился на повторный доклад, чеканя шаг.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться! – более высоким, чем обычно, голосом и с ударением на слове «старший» обратился он к Малахову, отдав честь.
– Обращайтесь.
– Товарищ старший лейтенант, старший сержант Краснов прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы, – на этот раз голос был ниже обычного.
– Что у вас с голосом?
– Волнуюсь, товарищ старший лейтенант, – прохрипел Аркадий с невозмутимым лицом.
– Зря паясничаете, сержант. Служба в полевых условиях не подразумевает расхлябанности. Мой заместитель прапорщик Кустов введет вас в курс дела. Можете быть свободны.
– Есть! – ответил Пастух и, четко развернувшись, направился к Кустову.
– Где вы это чудо откопали? – спросил он Лешего, но Перец как всегда встрял.
– Это Конюх, мы его не откапывали, его к нам прислали.
– Почему Конюх? Фамилия не лошадиная, да и морда вроде тоже.
– А это потому, что его дедушка – сын коня Буденного, а отец, между прочим, генерал, самый главный. О, как! – Перец многозначительно поднял палец.
– Так, не все сразу. Чьим, говоришь, сыном был его дед? – стараясь быть спокойным, переспросил Пастух – его явно начинал раздражать этот балабол.
– Пастух, слушай меня и голос Америки, больше некого не слушай! – горячо начал Перец. – Значит так, у Буденного был конь, точнее кобыла, и во время походов командарм, ввиду отсутствия женщин…
– Я серьезно спрашиваю, – прервал его разглагольствования Пастух.
– А Перец серьезно не может, – пояснил Кок.
– Иногда могу, – нашел необходимым вставить Перец. – Например, могу всерьез в торец дать.
– Так вот, лейтеха наш – генеральский сын, и отец служит, по слухам, в Генштабе. Дед, опять же по слухам, служил с Буденным. Поэтому и Конюх.
– Мажор, важный весь такой, я, говорит, Ленина в гробу видел! – вновь встрял Перец.
– Прямо так и говорит? – спросил осторожно Аркадий, поняв, что с Перцем нужно ухо держать востро.
– Ага, а ты, сержант, что… в Мавзолее не был, что ли? – ответил Перец с делано невинным выражением лица. Но, не выдержав, через секунду заржал. Заулыбались и остальные.
– Ладно! Хватит ржать. Пошли, Леший, прогуляемся, тебе велено меня в курс дела ввести.