– Я не вор! Я здесь вообще случайно, мамой клянусь! – продолжал неумело оправдываться Максим, и вдруг почувствовал, что отступать больше некуда. Его спина уперлась в стену меж двух окон. – Эй, чего вы? Я же совсем ничего не сделал! – захныкал Максим, затравленно озираясь в поисках пути к спасению и не находя его.

– Чего вы медлите? – недовольно прикрикнул на стражников Мансур, которому уже порядком надоело ждать, взял со столика пиалу и отхлебнул. – Зарубите его и выкиньте отсюда!

– А может, просто выкинете, а? – наивно спросил Максим.

– Вот еще! – фыркнул Мансур в пиалу.

Стражники, не сговариваясь, замахнулись саблями, тускло блеснувшими в свете восходящей луны. Максим, вскрикнув, распластался на полу и прикрыл голову руками, будто это могло его спасти. Сабли с противным скрежетом прошлись по стене у него над головой, выбив из камня снопы искр.

– Вы мне попортите стену, ослы! – недовольно вскричал Мансур, и стражники застыли в нерешительности. – Да чего вы ждете, остолопы? – Визирь запустил в них пиалой. Та разбилась о щит ближайшего из стражников и разлетелась тонкими осколками фарфора. – Он уходит! Взять его!

Максим, опомнившись, ужом прошмыгнул меж ног охранников и заметался по зале, насилу увертываясь от ударов острых сабель преследующих его двух здоровенных стражников.

– Держи его! Руби! – неистовствовал Мансур, швыряясь подушками и посудой. – Да вот он! Куда вы смотрите, ишаки? Сзади! Теперь там! Да быстрей же! О, Аллах, что же вы за идиоты такие?..

Максим, в третий раз пробегая мимо дастархана, поскользнулся на остатках рассыпанного по полу плова и растянулся на распотрошенных подушках. Мансур от неожиданности вскрикнул и вжался в стену, а Черный Кади наконец проявил интерес к происходящему и потянул саблю из богато инкрустированных ножен. И тут Максим ощутил в руке удобную рукоятку. Оказалось, что по чистой случайности его пальцы нащупали длинный кинжал, оброненный кем-то. Максим зарычал и, оскальзываясь, вскочил с пола.

– А-а-а! Всех порешу, гады! – завопил он, поудобнее перехватив кинжал и встав в боевую стойку. Глаза его налились кровью, на губах выступила пена. – Не подходи, а-а-а!

Максиму в голову ударила горячая волна, и, продолжая кричать, он принялся полосовать себя по руке туповатым лезвием, больше пригодным для разрезания яблока или дыни. Из небольших порезов показалась кровь.

– Убью! Не подходи!

От нелепости происходящего сердце дрогнуло не только у попятившихся стражников, но и у навидавшегося всякой жестокости Черного Кади. Убить – одно, но чтобы так кто-то истязал себя самого!..

Однако предводитель разбойников быстро пришел в себя и задумался. Он давно размышлял о необходимости дополнить число разбойников до сорока, которое, как известно, имеет сакральный смысл. К тому же из этого молодой человек, судя по его бурному нраву и несдержанности, мог выйти неплохой разбойник, и потому Черный Кади вернул саблю в ножны и воскликнул:

– Клянусь всевышним, этот человек одержим шайтаном, но он может оказаться нам полезен!

– О чем ты говоришь? – Визирь в недоумении уставился на Черного Кади. – Какой прок может быть от столь неумелого воришки и, к тому же, большого лгуна?

– Прикажите, пусть он обождет за дверью, и я вам объясню свой замысел. – И, наклонившись к визирю, тихо добавил: – К тому же, он слишком шумный, а нужен ли нам сейчас лишний шум?

– Хорошо, обожди в коридоре! – бросил Мансур юнцу, в сомнении терзая пуфик. – Я потом решу, что с тобой делать. Проводите  его! – приказал визирь стражникам.

– Ну уж дудки, вертел я таких решал! Хана вам всем! – Яростно шмыгнул носом Максим.