Игорь расплылся в своей белозубой улыбке и произнес:
– Вичка, девочка моя, у нас в кармане весь мир! Как же мне повезло, что ты у меня есть!
– Извини великодушно, с тобой можно поговорить?
Вика, выходя из подъезда дома, вздрогнула, заметив Виктора Титова. Стояла последняя неделя учебного года, солнце раскочегарилось, в город пришло лето. С момента их последнего, жуткого, разговора с Виктором прошло ровно две недели, Вика, поглощенная предстоявшими контрольными и экзаменами, и думать забыла об этом инциденте.
Быть может, потому, что просто не хотела о нем размышлять?
Вика ускорила шаг, отрывисто ответив:
– Извини, но у меня сейчас нет времени.
– Прости меня, Вика! – услышала она жалобный стон, более похожий на вой, и, обернувшись, увидела, как Виктор бухнулся на колени посреди оживленной улицы.
Не веря своим глазам, Вика подскочила к пареньку и, схватив его за острое плечо, попыталась поднять вверх.
– Ты с ума, что ли, сошел! Немедленно поднимайся!
Титов, лицо которого было залито слезами, простонал:
– Встану, если только скажешь, что прощаешь мое ужасное, невыносимое, кошмарное, ничем не оправданное, патологическое поведение!
Сцена была сюрреалистичная, прохожие с большим интересом оборачивались, наблюдая за происходящим, Вика видела, как в проехавшем мимо троллейбусе люди прильнули к окнам, таращась на улицу.
Хуже всего, что с минуты на минуту должна была прибыть служебная машина за отцом. А если он сам, выйдя из подъезда, станет свидетелем этой нелепой сцены?..
– Прощаю! – сказала Вика, и Виктор, чье лицо моментально просветлело, переспросил:
– Точно-точно прощаешь?
– Точнее не бывает! – заявила Вика, хватая его под локоть и рывком помогая встать на ноги. И вовремя, потому что из-за угла плавно вывернула черная «Волга» с отцовским водителем, а это значило, что отец появится через минуту-другую.
Увлекая за собой Титова, Вика заспешила по улице – на этот раз она решила не идти через старый парк, шагая вдоль оживленной магистрали.
– Вика… Дело в том, что… что иногда на меня накатывает… – оправдывался Виктор, шагая за ней. – Я сам не могу это контролировать.
Вика внимательно посмотрела на него. Выходит, правы те, кто придумал для Титова обидную кличку шизоид? Его поведение было, мягко говоря, неадекватное.
– А что говорят врачи? – спросила она, тотчас пожалев о вопросе: даже если человек и болен, то она не имеет права оскорблять его или поднимать его на смех.
– Ничего не говорят, – вздохнул Виктор. – Я ни у кого не наблюдаюсь.
Вика, замерев и проводив взглядом отчалившую к университету отцовскую «Волгу», сказала:
– Моя мама – врач. Она поможет. У нее хорошие связи. Необязательно даже здесь, можно и в соседней области…
Виктор вздохнул:
– Ну, раз ты так говоришь… Конечно, ты права. Извини, если что не так. Это не я, это болезнь… У нас это семейное.
Вика снова взглянула на Виктора. Остальные одноклассники наверняка заклевали бы его или подвергли остракизму, а ей было жаль несчастного парня.
– Сейчас все лечится, – уверенно сказала она, подходя к перекрестку. – Ну, или почти все…
– А вдруг у меня вот это самое «или почти все»? – приуныл Титов. – Вдруг меня в психушку запрут, в отделение с буйными?
– Я буду тебя регулярно навещать! – улыбнулась Вика и тотчас спохватилась: – Ой, извини! Не обижайся, прошу!
Но Виктор и не думал обижаться, ибо, расплывшись в улыбке, заявил:
– Ты – первый человек в моей жизни, который… который говорит со мной по-человечески! Для всех я или шизоид, или псих, или сатанинское отродье. Даже для собственных родителей!
Вике захотелось обнять Титова, пожалеть, но вместо этого она спросила: