– Много лет я тружусь на вас, мэтр: стираю одежду, прибираю башню, зашиваю дыры на одежде. Чему вы научили меня? Что я могу? Разогнать тучи, извлечь огонь, выложить пирамиду из камней, смешать простенькое зелье от вашей головной боли… Разве об этом я мечтала? Вы не научили меня ничему полезному, сильному, стоящему. Теперь Олива ничему путному не учите. Вас обманывают все, кому не лень. Сколько ещё терпеть? Сколько ещё… – не успокаивалась Мэгги. Внутри у неё начинало вскипать негодование.

– Замолчи! – прошипел, не вытерпев упрёков ученицы, магистр Кябок, и голова его затряслась от волнения. – Как ты смеешь винить меня в своих бедах? В твоём возрасте я терпел худшую нужду, но не смел тратить Силу на низкие и недостойные дела! Как ты смеешь спорить с учителем? Вся округа знает меня как лучшего чародея!

– Знает, конечно знает: в последний раз какой-то оборванец у ратуши спросил меня между делом, жив ли ещё тот «старый пердун» из башни. Жаль, но имени вашего он не помнил! – девушка-маг сжала руку в кулак.

– Замолчи! – маг бросил ложку на пол и схватился за кольцо на пальце. – Заклинаю тебя: замолчи!

Мэг вскочила из-за стола:

– Из чародейки я превращаюсь в вашу сиделку! Последние годы вы заняты лишь своей персоной и совсем забываете об учениках и искусстве магии!

– Замолчи! – снова прошипел старый маг.

Над головой Мэгги забегали искры, её язык мгновенно опух. Она упала на колени и залилась горькими слезами.

Олив забыл о еде и с испугом смотрел на Мэгги. За то время, что они жили вместе в башне Сенона, он стал чувствовать её печали, как свои. Не зря старый маг узрел в них родственные души, связанные из одной нити бытия. Волшебники с родственными душами – явление редкое. Объединяя свою магическую Силу в единый поток, такие маги могли обрести немалую мощь. Мальчишка подошёл к Мэгги и уткнулся лицом ей в плечо.

– Помолчи пару дней и подумай, Мэг! Подумай хорошо. Если я стал обузой, а ты хочешь уйти, не буду возражать. Но помни: в таком случае ты никогда не станешь хорошей чародейкой. Ученики, меняющие учителей по своему капризу, среди нашего брата в не почёте. Дельный мастер и уважающий себя сильный маг не возьмёт такого перебежчика в обучение, – произнёс Сенон, перебивая рыдания бедной Мэгги и отодвигая миску с кашей в сторону. – Помолимся пресветлой Сцине и попросим прощения за скверные слова и мысли.

Мастер вознёс руки к потолку, произнося молитву: «Пресветлая Сцина, прости нашу корысть и страсти наши…»

Олив встал на колени рядом с онемевшей чародейкой, повторяя слова молитвы за мастером:

«…Да будут души наши смиренней и светлее, и поселится в них мудрость твоя…»

Половину ночи Мэгги ворочалась в постели и не могла уснуть. Она спала в маленькой каморке с низким потолком, недалеко от входа в башню. Под утро ей приснились самые счастливые дни, которые Мэг провела в красивом городе Леосе…

…Маленькая Мэг ловила снежинки языком. В тот год наступила удивительная зима. Выпал первый снег – лёгкий, словно поцелуй девы. Свежий и холодный, как дыхание Севера. Столица Левсонии – многотысячный город Леос – преобразилась. Снег освежил улицы, украсил сверкающими снежинками сероватые унылые дома бедняков, а дома богачей сделал ещё наряднее. Осветлил переулки, припорошил мусор, лужи и навоз на улочках.

Мэгги любила снег, приятный задорный хруст под подошвами сапог. Она шла по Лютиковому проспекту. Вернее, передвигалась маленькими шажками, старясь не поскользнуться на куче подмёрзшего навоза или покрытой льдом и снегом луже, попутно играя облачками пара, выходившего из её рта: вдыхала морозный воздух, наполняя лёгкие до самого предела, потом выдыхала, выпуская пар и делая из него разные фигурки с помощью магии. Из пара появлялись смешные рожицы, невиданные животные и цветы.