– Что с Антуаном? – спросила бежавшая следом за ними Ласточка.

– Он жив, – заключил превратившийся в человека Ирвин, вытирая рукавом пот с лица.

Фелисы с трудом вытащили придавленного телом копули Антуана. Рысёнок был напуган, но цел. Добычу разделали прямо на месте. Ирвин довольно поглаживал снятую с копули шкуру. Часть остатков зверя закопали у дерева, принося жертву Великой Рыси. Остальное разложили в мешки и понесли домой. Ирвин пел, жмуря от удовольствия рысьи глаза. Антуан приплясывал с мешком на плечах, забыв о своей больной ноге. Глорис шла гордой походкой, мурлыкала и радостно обнимала дочь. И только Ласточка плелась следом, наблюдая за счастьем фелисов со стороны. Она смотрела на солнце, всё дальше поднимавшееся от горизонта, и думала о возвращении в замок с каменными бездушными стенами, башнями и даже людьми. Охотники перенесли мясо в ледник рядом с домом.

– Возьми кусок мяса себе, дитя, – предложил довольный Ирвин, снимая мешок с плеча – Такую копулю не каждый добудет!

Видел бы он те яства, что подавали с кухни лорда Эдварда! Юная леди немного грустно улыбнулась, поправляя лук за спиной:

– Я не люблю мясо, – ответила она, – К тому же мне нужно спешить домой.

– Как знаешь. Вы, люди, странные создания: совсем не цените то, что даёт вам природа, – удивлённо пожал плечами Ирвин.

Глорис подошла, приласкала Ласточку, поглаживая по светлым волосам. Сандрин прижалась к ней и долго не хотела отпускать. Когда-то, совсем давно, её так же обнимала мать – леди Аделина.

– Я провожу тебя, – напросилась непоседливая Лили.

Они побрели по узкой тропе. Лили всегда провожала её до самой высокой сосны у оврага. Аромат лесных трав и цветов будоражил чувства, цветные бабочки стайками вылетали из зарослей высокой изумрудной травы.

– Как хочется жить так, как живёшь ты, Лили! Выбирать свой путь в жизни. То есть жить так, как хочется. Быть свободной, – вдруг с завистью сказала Сандрин. – Отец того и гляди выдаст меня замуж за какого-нибудь богатого и породистого балбеса. И я стану терпеть мужа каждый день, рожать от него детей, почитать и притворяться.

Лили удивлённо посмотрела на неё раскосыми кошачьими глазами.

– А как же любовь? Разве можно жить без любви? Терпеть неприятного тебе мужчину? Смотреть и раздражаться от того, как он ест, спит или даже пускает ветры…

– Что? Ветры… – рассмеялась Сандрин.

– Что смешного? Любимому можно и ветры простить. Стукнешь лапой по носу и простишь. А если нелюбимый, да ещё и рулады всякие… так по мне лучше глотку ему за это порвать, чем терпеть такое. – Лили сморщила свой аккуратный носик.

– Как говорит моя няня Мирабель, такова участь знатной девушки: выходить замуж без любви, соблюдать приличия и делать всё так, как принято делать в приличном обществе, – ответила Ласточка подруге, изображая умное и строгое лицо няни Мирабель.

– Кто придумал такую глупость?!

Ласточка задумалась:

– Умные люди, наверное.

– Это то же, что жить в клетке и питаться дохлыми крысами! Сидишь себе в собственных какашках, гниёшь заживо, молишь Великую Рысь о скорой кончине! Так с фелисами люди некоторые поступают. Сажают в тесные клетки, возят по ярмаркам и кормят дохлыми крысами…

– Ужасно! – передёрнула плечами девочка.

– Не то слово! Тебя послушать – ты тоже живёшь в клетке. Только она большая и из камня. Разве может Ласточка жить в клетке?

Сандрин не ответила подруге. Иногда ей казалось, что в клетку можно заключить не только фелиса или человека, а даже сердце, чувства, свободу, совесть и любовь. Некоторые люди, которых Ласточка встречала часто даже среди слуг, в своих головах городили клетки сами для себя, садились за преграды и с завистью смотрели сквозь решётки на свободный и прекрасный мир. И при этом желчно и жестоко карали и осуждали тех, кто жил не так, как они, кто позволял себе искренность чувств, свободу мысли или любви.