Мы еще не произнесли ни единого слова, но в молчаливом напряжении между нами угадывалось, что у обоих уже тянется друг к другу длинный список претензий. Как будто из прошлой жизни.

И каждому из нас было ясно, что список продолжит тянуться и в этой жизни, и в следующей».

На следующее утро я пошел на работу с единственной целью: хотел забрать свою кружку и сменную обувь, которые опрометчиво оставил в офисе накануне. Две недели отработки уже закончились, а код я так и не расшифровал. Хотя испробовал все доступные мне способы.

Возвращаться за ботинками было глупо, и я сделал вид, что все еще сомневаюсь. Что не решил. Что не до конца убедился в неспособности выполнить поручение Вышинского. А окончательное отчаяние овладело мной только в середине дня. Например, перед обедом.

Я сидел в поломанном кресле, открыв в редакторе исходный текст программы. Как и накануне, смотрел в экран, кликал мышкой. Но листая код, не надеялся его расшифровать. Я не хотел разбираться ни с языком программирования Leader, ни с приложением Чагина. И обрадовался, когда зазвонил мобильник.

Я вскочил с кресла, быстро пересек опенспейс и вышел в коридор.

– Ну что? – спросила Марина. – Обед готовить или в кафе пойдешь?

На самом деле, мою жену не интересовало, что и где я буду есть. Она хотела узнать, продолжу ли я напрасно тратить время в чужом опенспейсе.

– Что ты почувствовал, когда в первый раз увидел меня? – томно спрашивает она, ожидая услышать что-нибудь приятное.

– Возмущение, – без раздумий отвечаю я.

– Что?

Марина улыбается, но краснеет. А платье возмущенно бьется о коленки. Она поднимается по лестнице, ведущей в квартиру, полную цветочных горшков.

– Возмущение. Ты стояла в магазине, в очереди передо мной, и попросила у продавца последнюю сдобную булочку с маком.

Услышав голос Марины, я живо представил ее взгляд. Раньше на меня так смотрела мать. «Магулов – большое разочарование», – говорили ей учителя. И она смотрела на меня их глазами. «Магулов – большое разочарование», – думала теперь Марина.

Я представил, как посреди дня возвращаюсь домой с кружкой, сменкой и без инвестора. И понял, что не хочу ей уступать. «Можно остаться еще на неделю, пока не пойму. Не пойму, каким безумием занимаюсь и как мало за это платят», – подумал я.

А вслух сказал:

– Сама поешь. Приду позже.

И возвратился на рабочее место. Сел за компьютер и прокрутил в редакторе текст программы.

«Магулов – большое разочарование», – понял я. И надо сказать, что разочаровываться в себе больнее, чем разочаровываться в ком-то другом.

Я уныло листал программу вниз-вверх и вверх-вниз. Ждал окончания рабочего дня. И, в конце концов, заметил ошибку. Обычную, синтаксическую. Отсутствие точки с запятой в конце строки тогда, как в конце других строк она была.

Помедлив, я исправил ошибку. И тут же почувствовал себя лучше. Поэтому присмотрелся и нашел еще одну – пропущенную скобку. Исправил и ее. Потом запустил компилятор и увидел больше тысячи ошибок и предупреждений.

– Это будет настоящий прорыв, – говорит Вышинский.

Я взял кружку и пошел к кулеру за водой.

«Предположим, Чагин, и правда, спасает мир, – подумал я. – Изобретает высокотехнологичный продукт и стоит на пороге необычайного прогресса. Все мы стоим, если верить Вышинскому. Но что можно создать при помощи нейросетей? И какую программу следует охранять с такой долей секретности, что в коде нет ни одного комментария?»

Не дойдя до кулера, я вернулся к своему рабочему месту и вел в поисковик фразу «мировые проблемы человечества». В списке были экологическая, демографическая, сырьевая, энергетическая, проблема мира и разоружения.