Не уместить на нартах,
Не унести с собой.
Вот и распределите
Памятью обо мне,
И без меня живите
В горькой своей стране.
Коль не накрыла мгла.
Ех, ех, хей ла.

Ё

«Ёмкими доступными словами…»

Ёмкими доступными словами
Объяснял нам пьяный старшина
Разницу меж прапором и нами,
У кого права и чья вина.
Стриженные, в штопаных кальсонах,
В сапогах с портянками комком,
Слушали мы в состоянье сонном
Инфу о разводе полковом.
Старшина, довольный дисциплиной,
Оттого трезвея на глазах,
Завершил свой спич цитатой длинной,
Разнеся гражданских в пух и прах.
Три часа, а я до полвторого
На полах отслуживал наряд,
И сегодня буду тем же снова
Заниматься третью ночь подряд.
Вот и примостясь на верхней койке
В полной форме, как на караул,
И как в детстве после глупой двойки,
Я заплакал и в слезах уснул.
А домой вернулся лейтенантом
Младшим, но по виду офицер,
В кителе и в брюках с тонким кантом,
И в ботинках – точно под размер.
Без обид на воинское братство
И довольным строгим старшиной,
Выбившим и дурь, и верхоглядство
Из моей натуры озорной.
С той поры я, повстречав солдата,
Путь его крещеньем осеня,
Вспоминаю слёзы, что когда-то
Сделали мужчину из меня.

«Ёрничай, ёрничай, ёрничай…»

Ёрничай, ёрничай, ёрничай
И весели эскорт
Своры продажной дворничьей
В виде лакейских морд.
Бражничай, бражничай, бражничай,
Крепкой хвалясь вожжой,
Вместе со славой, неважно чьей –
Дедовской или чужой.
Складывай, складывай, складывай,
Сколько достанет сил,
Жертв своих действий адовых
В темь потайных могил.
Верящий, верящий, верящий,
Всё тебе с рук сойдёт
В обществе лицемерящих
Таких же, как ты, господ.

Ж

«Желаю знать, чего я стою…»

Желаю знать, чего я стою.
Отсюда – как мне быть с собой:
Артачиться иль жить простою
Не взбаламученной судьбой.
Где прочитать, хотя бы вкратце,
Чужую мудрость одолжив,
Кому я должен поклоняться,
Пока на этом свете жив.
Как выбрать телом и душою
Единственную навсегда,
Ту, что глаза мои закроет
В преддверье Страшного суда.

«Желною по буковкам клавы долбя…»

Желною по буковкам клавы долбя,
Я строчками чёрным на белом,
Строфами тремя успокоить тебя
Хочу окончательно в целом.
Чего мне метаться, чего мне искать,
Небритому золоторотцу,
Уставшему истины сущность алкать
И с вечной неправдой бороться.
А после как чувство свободы ушло,
Одно мне на свете осталось –
Глаз карих твоих неземное тепло,
Как счастья какая-то малость.

«Женщина – да не предаст меня…»

Женщина – да не предаст меня,
Позовёт, накормит и напоит,
После, грешным взглядом поманя,
До рассвета лаской успокоит.
Женщина – да станет мне она
Главною, единственной, которой,
Что Всевышним определена
Стать моей надеждой и опорой.
Женщина – да буду я при ней,
Что бы шептуны ни навещали,
До конца своих недолгих дней
Верным другом в счастье и печали.
Женщина – да есть ли у меня
Кто-нибудь ещё на этом свете,
Перед кем, любуясь и ценя,
Был я каждый божий день в ответе…

«Живу среди продажных, вороватых…»

Живу среди продажных, вороватых,
В подбитых ватой стеганых пальто,
И чтоб не задохнуться этой ватой,
Пью, с кем попало, и незнамо что.
Не думая, не веруя, не споря,
Отбросив, словно ношу со спины,
Гнёт правды, приносящей только горе,
И чувство своей собственной вины.
Поэтому, да будет мне забвенье
Хмельного сна средь ночи или дня,
В туманном ожидании мгновенья,
Освободить готового меня.

«Жириновский. Венидиктов. Сатановский. Соловьёв…»

Жириновский. Венидиктов. Сатановский. Соловьёв.
Иже с ними. Вместе. Просто. Говорят. Народ таков.
Людям нравятся химеры, мифы, домыслы и ложь,
Без которых, как ни бейся, на Руси не проживёшь.
Людям нравятся бандиты, воры, жулики, пока
Не касается их лично уголовника рука.
Людям нравятся злодеи из начальников больших,