Был мой друг как друг, незлобив и прост,
Но случилось так – не вернётся!
Унесли его ночью на погост,
Закопали как инородца.
Значит, по уму, по его делам
Как и раньше, не оценили,
А теперь ему безразлично там
Между сырости, среди гнили.
И любимая, что любимой звал,
Не задумываясь – забыла,
А теперь чего, пусть бы и узнал,
Не дотянется из могилы.
Тоже и родня, умеряя пыл,
Что тут было брать, разлетелась,
А на это он даже не сострил –
Сколько мёртвому не хотелось.
Был мой друг как друг, незлобив и прост,
Лишь одна беда – не вернётся!
Унесли его ночью на погост,
Закопали как инородца.
И причём никто – ни друзья, ни я
Не сказал ему, между прочим:
«До свидания. До свидания,
Если этого бог захочет».
«Года пролежав под застывшей землёй…»
Года пролежав под застывшей землёй,
Томясь незаслуженной карой,
Сегодня общалось открыто со мной
Творенье писца Ахикара.
Не важно, как выглядел автор стихов,
Один из немногих на свете,
Кому поклониться я в ноги готов,
Читая его в Интернете.
Во-первых, сказал ассирийский мудрец,
И это усвоено мною:
Покажется легче пушинки свинец
В сравнении с клеветою.
Ещё, сколько с виду она не добра,
Запомни: не в силах отмыться
Не с глади озёрной и не с серебра
Лукавой притворной блуднице.
И дальше, смиряя гордыню и пыл
Для дружеского разговора,
Тот прав, кто не злился и просто забыл
Причину ненужного спора.
Но больше всего мне последний наказ
Хотелось, чтоб выучил каждый:
Пускай лучше умный ударит сто раз,
Чем глупый похвалит однажды.
«Голубь бился в моё окно…»
Голубь бился в моё окно
И, казалось, кричал о том,
Как там холодно и темно,
Как опасливо за окном.
Но лишь створку я отворил,
Приглашая его под кров,
Голубь взмахом светящих крыл
Взвился в небо до облаков.
А я, мучаясь, не пойму,
Нет вины моей иль греха
В том, что нужно было ему
Добиваться вот так стиха.
«Гопота тоскует об империи!..»
Гопота тоскует об империи!
Впрочем, приспособившись вполне
К воровству, бесправью и безверию,
Как Махно, гуляющим в стране.
Хочется царя по типу Грозного,
И его опричниных затей,
Иль генералиссимуса звездного –
Друга всех спортсменов и детей.
Пусть давно прошло то время, олухам
Не понять, в молении гундя,
Как их слепота политтехнологам
Помогает вылепить вождя.
Чьи шестёрки в слюнях до истерики
На экранах родины моей
Пресекают происки Америки
И зовут сплотиться поплотней,
Чтоб под визг резиновых шпицрутенов,
Под задорный колокольный звон
Бенкендорфы, плеве и Распутины
Окружали президентский трон.
Чтоб царила всюду имитация.
Встать с колен. Во всем достичь побед.
Минус вымирающая нация.
Плюс Газпром, Транснефть и Петромед.
Потому – да здравствует империя!
И плевать, что бьёмся в западне
Воровства, бесправья и безверия,
Как Махно, гуляющих в стране.
Где подвалы в шприцах одноразовых,
Где в углах – не то, так это в рот.
Господи, прости и не наказывай
В плебс переродившийся народ.
«Гости, я их ждал, и вот без стука…»
Гости, я их ждал, и вот без стука
В предрассветной сонной тишине
Входят постепенно друг за другом
В маленькую комнатку ко мне.
Эльфы – невесомые созданья,
Гномы – горных недр бородачи,
Что остались за лазурной гранью
В Гагой убаюканной ночи.
Феи в электрических коронах,
Ангелы из бабушкиных книг,
Жившие по сказочным законам,
Жаль, к которым так и не привык.
Принцы – благородные красавцы,
Королевы – злы и хороши,
К ним мне приходилось прикасаться
Краешками зреющей души.
Колдуны – соседи непростые,
Добрые волшебники – не в счёт,
Не встречались в жизни мне вторые,
Первые – совсем наоборот.
Людоеды – рост обыкновенный,
Великаны – эти на виду,
Что тут спорить, каждый, непременно,
Принесёт обиду и беду.
Это так. Но я лежу счастливый,
Пусть каких-то несколько минут: