Кто мог бы силой праведного слова
Изгнать из божьих храмов лживых слуг.
Которым за обман, за святотатство,
За лжепророчества, за попранный закон
Не будет ничего, кроме богатства,
А после жизни – пышных похорон.
Поэтому, быть может, изначала
Так и задумано неведомым лицом,
И мы живём по дьявольским лекалам,
Забытые придуманным отцом.
«Жизнь моя, как суровая бязь…»
Жизнь моя, как суровая бязь,
Под воздействием влаги и солнца
На кусочки, в клочки расползлась
До последнего волоконца.
Не заштопать и не залатать,
Не найдется такой мастерицы,
Чтобы в дело пустила опять,
Что уже ни к чему не годится.
И никто в этом не виноват,
Что щелчком из программ электронных
Меня вычеркнет некий Госстат,
Сократив дефицит пенсионный.
В честь чего ты с собой алкашам,
Сколько будет их возле могилки,
Разведённого напополам
Спирта дашь по литровой бутылке.
Да в дешёвом кафе за углом
Два десятка больных и болезных
Посудачат о прошлом моём
С видом, сколько возможно, любезным.
Чтоб земли нарастающий гнёт
Оградил меня крепче гранита
От того что, тебя увлечёт
В круговерти житейского быта.
Но припав головою на грудь
Заменившему мёртвого мужа.
Если можешь, прости и забудь,
Если был я хоть в чём-нибудь хуже.
«Жить не по лжи – уже бунтарство…»
Жить не по лжи – уже бунтарство –
Менты докажут, отследя,
А граждане и государство –
Всего лишь слуги для вождя.
К безумствам чьим глухи и слепы
Вчерашние говоруны,
И потому к духовным скрепам
Пожизненно осуждены.
Когда в шмотье, подбитом ватой,
В надплечье головы вобрав,
Толпа плетётся виновато
Для предназначенных расправ.
Ей непонятно, бестолковой,
За что господь из раза в раз
Страну мою своей суровой
Рукой наказывать горазд.
3
«За ручьем, где у птиц водопой…»
За ручьем, где у птиц водопой,
Открываются вашему взору
Сосны, лезущие толпой
По засохшему косогору.
Дальше – куст алычи да айва
Под колючим присмотром кизила,
Да чужая, по пояс, трава
Чьё-то поле заполонила.
Выше – старый, разбитый аул.
Улиц абрисы видятся еле,
Будто иблис крылами махнул,
И Ермолова трубы запели.
Но беспечно, как пьяный лезгин,
Что в кровавых набегах успешен,
Пляшет ветер, прорвавшись с равнин,
Между каменных мшистых проплешин.
А над всем этим смутно видны
Ледники дагестанского плато
В окружении голубизны
Бездны неба без точки возврата.
«Забывшись или голося…»
1
Забывшись или голося,
Прости меня за всё и вся.
Но сделай так, как я хочу –
Прижмись к холодному плечу.
2
В минуту горькую, в которую
Ещё рассудок не погас,
Не добивайся помощь скорую,
Добро – приедет через час.
В канун веселья года нового,
Когда гримасой скошен рот,
Врача не трогай участкового –
Лишь после праздников придёт.
Ни близким и ни дальним родичам
Не сообщай, что может быть,
Ведь из таёжного урочища
Им за неделю не прибыть.
Ну, а тем более случайные,
Меня не знавшие совсем,
Чины и службы чрезвычайные –
У них своих полно проблем.
Ведь не за стол – на место лобное
Спешу, теряя пульс и вдох,
Когда случается подобное,
Помочь бессилен даже бог.
3
Пойми одно: ведь только ты
Вольна вернуть из темноты.
Прижмись к холодному плечу.
А если нет – зажги свечу.
«Задумано ловко неведомой силой…»
Задумано ловко неведомой силой,
Узнать бы подробней, какою, хотя,
Кому это знание жизнь удлинило,
Признав и заслугою важной зачтя.
У времени выбор предельно короткий,
И тем он обиднее для мужика,
Когда всего вдоволь за вычетом водки,
Которой всегда не хватает глотка.
Последнего, самого нужного телу,
А может душе, кто их в этом поймёт.
Так не пожалей мне в стекле запотелом
Сто грамм под с зернистой икрой бутерброд.
«Заедали мы хлебом с луком…»
Заедали мы хлебом с луком
Водку горькую, как вина,
Да с попутчиком одноруким
Откровенничали спьяна.