Но ведь и опытный священник не будет тыкать пальцем в человека, восклицая: «Вижу, вижу твой грех!» – хотя, увы, слишком многие верующие именно этого жаждут, именно за этим ездят к «прозорливым» старцам. При таком подходе к окормлению труд окормляемого сводится к преодолению расстояний и очередей, а не к духовной работе. Однако пастырский духовный долг в том и состоит, чтобы терпеливо объяснять, что для начала свой грех нужно осознать, что это необходимое условие для того, чтобы отделить его от себя и, прося у Господа избавления от этого греха, в то же время самому решительно от него отречься – опять-таки с Божией помощью.

Что же получается? Для того чтобы прибегнуть ради избавления от дефекта критики к врачу, нужно ясно осознать, что это – болезненное, недолжное состояние, и работать над собой в контакте и даже в сотрудничестве со специалистом.

Но и для того, чтобы получить духовное исцеление, нужно столь же ясно осознать, что ложное, да и просто непродуманное мнение о себе – это грех, и захотеть от этого греха избавиться. И еще – понять, что это возможно, только если пойти путем синергии, соработничества с Богом. Что греха таить, про синергию слышали многие, но понимается она подчас как что-то вроде «делового партнерства» в каких-то смутных, но грандиозных делах глобального масштаба. А тут вот дело вроде небольшое, вроде бы только тебя касающееся… Но оно может оказаться решающим в жизни и в деле спасения.

Только не надо делать поспешных выводов на мотив «значит, ходить в храм вовсе не обязательно». В том-то и дело, что может быть и не обязательно (в духовной жизни с обязательствами вообще не очень понятно, коль скоро есть обязанности и обеты), но чрезвычайно желательно, и вот почему.

Се, стою у двери и стучу, – говорит Господь (Откр. 3, 20). Он обращается к нам всегда и везде, терпеливо ожидая встречного обращения. А мы то ли не слышим, то ли нам некогда, то ли вообще не до того. Так вот, в храме у нас просто-напросто больше шансов услышать и откликнуться, – потому что меньше внешних раздражителей. Да, разумеется, взгляд бесцельно бродит, мысли отвлекаются… а все же нет здесь ни пива, ни рэпа, ни телевизора. А если еще и не зацикливаться на «байронических» мыслях о том, что-де, мол, все здесь мне чуждо, а просто побыть, – глядишь, и уловишь нечто, к тебе относящееся, потому что чем проще такое бытие в храме для новоначального, тем ближе оно к бытию с Богом.

Но не нужно ожидать ослепительного наития. Все проще, тише и как-то подлинее… А уж если возникла склонность к покаянию, то дальше открывается путь трудный, чреватый осложнениями и падениями, но, тем не менее, изобилующий дарами. И только на этом пути возникает возможность поверить в то, что совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин. 4,18). Это требует усилий, потому что страх окружает нас в этой жизни со всех сторон, – да и где найти ту самую совершенную любовь? Вот ее-то и нужно просить у Бога, а не всеобщего признания, процветания и наказания врагов, – да даже и не их «вразумления», потому что это – дело Божье.

А освободившись от страха (ну, если не совсем от страха, то, по крайней мере, от страха перед страхом, – уже неплохо), человек может смотреть на себя и делать выводы о том, кто же он такой на самом деле, чего ему от себя ожидать не следует, а о чем можно и постараться. А главное – что же просить у Бога. Недаром святой праведный Иоанн Кронштадтский говорил, что молитва должна быть конкретной. При этом не имеется в виду конкретная вещность молитвы; конкретное прошение – это о даровании, например, терпения, безгневности, неосудительности, стойкости в испытаниях… да мало ли чего нам не хватает!