Я иду, ноги постепенно приходят в норму, но всё равно не по себе. Да ещё как!
Выходим на привокзальную площадь и идём дальше к тому переулку, где расположен магазин. Немного прихожу в себя и начинаю с интересом крутить головой. И ведь права Наташка: никто на нас не обращает внимания. А что это значит? Для меня? Это значит, что и здесь, в Москве, я опять для всех девушка.
Но беда не приходит одна. В этом магазинчике опять нет того, что нам нужно.
– Тогда поехали в ГУМ, – заключает Наташка.
Я хоть и пообвыкла чуток, но ведь не настолько:
– Ты с ума сошла! Смерти моей хочешь?
Но Наташка только смеётся в ответ:
– Повторяешься, подруга. Кому лифчик нужен?
– Да чёрт бы с ним, с этим лифчиком! Я уж лучше помучаюсь.
– Нет, дело надо доводить до конца! – решительно говорит Наташка.
Я опять делаю глубокий вдох, выдох:
– Семь бед – один ответ! Едем!
Идём к метро на другую сторону улицы по подземному переходу. Там тоже весьма оживленно. Меня задевают:
– Извините, девушка!
И от этого извинения (казалось бы, пустяк!) ко мне приходит уверенность.
В метро я вхожу уже совсем смело. Я Алёна! На эскалаторе стоим Наташка выше, я ниже и спиной по ходу. Внизу спокойно проходим на перрон и садимся в поезд. Ветер раздувает мои волосы, залетает под платье, и что с того? Я же девочка, мне это привычно, а значит, всё встало на свои места и мне опять всё начинает нравиться. Всё чудесно!
Приезжаем на «Охотный ряд», тогда ещё «Проспект Маркса», и на пересадку, на «Площадь Революции», а там уже поднимаемся вверх и по переходу рядом с музеем выходим к ГУМу.
Заходим внутрь.
– И куда дальние? – шёпотом спрашиваю у Наташки, но она уверенно топает по лестнице на второй этаж и по балкону идёт напрямик к какому-то павильону. Я за ней еле поспеваю.
В павильоне женское бельё. У меня аж глаза разбежались! Это ведь не то, что было зимой, когда я одна покупала лифчик: рядом подруга! И наконец я увидела то, что Наташка хотела мне купить: чёрного цвета, широкий, сзади два ряда крючков и чашки, отделанные кружевом.
Наташка спрашивает четвёртый размер, платит деньги, и, забрав лифчик, выходим.
– Пойдём-ка, ты его наденешь, – говорит Наташка.
– Это где?
– А ты не догадываешься? – спрашивает она и улыбается.
Туалет! Женский!
– Не пойду я туда! – говорю.
– Да ладно. Там наверняка и нет никого. Завязывай! Ты Алёна, такая же, как и я, девушка! И нечего бояться.
Действительно, чего такого? Да и за этот день я уже ко всему привыкла.
Спускаемся вниз, заходим. И правда никого. Идём в кабинку. Я раздеваюсь до пояса. Все шмотки отдаю Наташке. Она протягивает мне новый лифчик:
– Застёгивай спереди, потом повернёшь, – шепчет она.
Я делаю всё, как она сказала, надеваю лямочки на плечи, кладу в чашки груди. Это просто чума! Лифчик обхватывает меня до конца грудной клетки, груди плотно прижимаются. У меня перехватывает дыхание от восторга. Я показываю Наташке большой палец и хочу выйти.
– Футболку надень, дура! – шипит Наташка.
И то правда. Надеваю футболку. Выходим. По-прежнему никого. Видно Бог надо мной смиловался хотя бы в этом.
Дальние на улицу. В новом лифчике чувствую себя так, что словами не описать!
– Давай пройдёмся, – предлагает Наташка.
И я неожиданно для себя отвечаю:
– Давай!
А про себя думаю, что совсем девка обнаглела.
Идём по Никольской к Лубянке. Вокруг опять толпа, но я уже полностью в порядке. Купили даже по мороженому – жарко. На Лубянке спускаемся в метро. Ветерок опять нежно залетает под платье. Чувствую себя совсем уверенно и свободно. Без приключений садимся в электричку и едем домой.
От вокзала в райцентре берём такси. Тогда это стоило совсем недорого, не то что сейчас. Поднимаемся к Наташке. Время восемь часов вечера.