Я отдаю катушку с нитками Наташке:

– Держи. Вообще-то надо было нитки на палочку «восьмёркой» намотать. Тогда удобнее было бы. Ладно, и так сойдёт, – говорю я.

Наташка держит натянутую нитку, а змей «загулял», пишет в небе полукруги.

– Нитку дёргай! Но потихоньку, – говорю подружке.

Наташка нитку подёргала, змей выровнялся и опять ровно парил в воздухе.

– Слушай, а ведь и правда здорово, – говорит Наташка, задрав вверх голову и улыбаясь во весь рот.

– А ты не хотела.

Сколько мы так простояли в поле, не знаю. Наконец решили идти домой.

– А что со змеем делать будем? – спрашивает Наташка.

– А мы его к забору привяжем. Только сначала «письмо» ему пошлём, – отвечаю ей.

– Это как?

– Сейчас увидишь.

Приходим во двор, отдаю Наташке нитку, а сама отрываю клочок от газеты и посередине делаю дырку. Потом просовываю катушку с нитками в эту дырку, и наше «письмо» начинает свой путь по нитке к змею.

– Ой как здорово! – Наташка опять хлопает в ладоши.

«Письмо» делается всё меньше и меньше.

Я привязываю нитку к забору, и мы, скинув платья, укладываемся загорать. На спину.

Через какое-то время кто-то орёт у калитки с улицы:

– Наташа!

Я моментально переворачиваюсь на живот – а вдруг сюда кого принесёт! Спереди на меня смотреть чужим нельзя, можно только на попу.

Наташка нехотя поднимается и исчезает за углом дома. Потом приходит и говорит:

– Сосед, дядя Ваня, спрашивал, чей это змей. Оказывается, его далеко видно. Сказал, что красиво летает.

Я что-то мычу в ответ и переворачиваюсь опять на спину.

Но вот уже солнце стало опускаться к лесу. С загоранием закончено.

– Давай и змея домой. Хватит ему летать, – говорю я.

Отвязываю нитку от забора и начинаю сматывать. А Наташка стоит рядом и канючит:

– Дай мне, я тоже хочу!

– Упустишь.

Но когда змей был уже совсем близко, я всё-таки уступила. А зря.

Прямо на пути снижения стоял огромный старый дуб. И я поздно спохватилась:

– Отходи в сторону, а то он на дерево засядет!

И в это время – бац! наш змей уже висит на дереве.

– Ты чего, раньше сказать не могла? Учти, я за ним не полезу! – категорически заявляет Наташка.

Кто бы сомневался! И вот я, в купальнике, лезу на дуб.

Всё бы ничего, только вот всю дорогу грудью за ветки цепляюсь. Одно хорошо: трусики на мне сидят туго. Искорябалась, в лифчике полно листьев и сухих веточек. В моей прекрасной шевелюре то же самое. Но змей снят, и я уже стою перед Наташкой. Она со смехом вытаскивает весь этот хлам у меня из лифчика и из волос.

А потом мы сидели за столом под яблоней и пили чай.

– Алёночка, как же ты хорошо придумала всё! Мне так понравилось! А завтра будем запускать? – спрашивает Наташка.

– Если будет ветер и если мне не надо будет опять на дерево лезть, – улыбаюсь ей в ответ.

А летний день перешёл в тихий летний вечер, и опять мы сидели с Наташкой рядом под яблоней, две лучшие подружки.

Всё хорошее рано или поздно кончается. Скорее даже рано. Так было и в то лето. Правду сказать, я уже совсем привыкла к своему новому облику, совсем девчонкой стала. Под конец лета мы с Наташкой просто обнаглели: я, Алёна, с ней была везде. В магазин сходить, просто прогуляться по главной улице, побывать на рынке – это стало для нас обыкновенным делом. Я без самой себя так скучала, что и не передать. Даже во дворе нашем днём сидели, потому что я уже реально чувствовала себя девочкой.

Как я говорила, городок небольшой, и Наташку замучили вопросами, кто такая эта девчонка, то есть я? У нас на этот случай был припасён ответ, что, мол, я, Алёна, приехала в гости к Наташке, что я её московская подружка, что познакомились мы давно, в Москве, ну и так дальние. Слава Богу, ни у кого не возникло вопроса, что к Наташке заходит один человек, а вместе с ней выходит другой, Алёна. Хотя и это можно было бы объяснить, ведь по наглей легенде Алёна жила у Наташки.