.

Педагог, о котором рассказывал Алексей Михайлович, – Зельман Шмульевич Щерцовский, «Железный Зельман», как прозвали его ученики. Что характерно, все, кто хоть чуточку знакомился с биографией Козлова, накрепко запомнили это имя.

«Алексей Михайлович его почему-то “Шмулéвичем” называл, – уточняет Яковлев. – Он говорил: “Зельман Шмулевич”. Так этот Зельман его здорово научил немецкому языку! Если преподаватель видит, что ученик тянется к его предмету, то и внимания больше ему уделяет…»

«Зельман Шмульевич научил его “Hochdeutsch” – отличному немецкому языку», – уточняет нам другой сотрудник, для которого немецкий – второй родной. «Хохдойч», говоря по-русски, – это «высокий», в общем, классический, литературный немецкий язык. Откуда у Щерцовского, выходца из Польши, оказался прекрасный хохдойч, остаётся только гадать: возможно, сказалось его знание идиша, эти языки достаточно близки. К тому же в Лодзи он учился в очень хорошей гимназии, не случайно, видимо, носившей имя Юзефа Пилсудского – первого маршала Польши и «начальника государства», как его официально величали.

Что интересно, обычно советским нелегальным разведчикам приходилось изучать в качестве «родного» совсем не тот иностранный язык, которым они увлеклись и занимались в школе, потому как вместе с познаниями в рамках школьной программы они приобретали и неистребимый русский акцент. Известно к тому же, что знание иностранных языков было у большинства из нас примерно, как в том анекдоте: «Я уже полгода изучаю английский!» – «Здорово! Теперь ты можешь разговаривать с настоящим англичанином?» – «Нет! Но я могу поговорить с тем, кто также полгода занимался на курсах!»

Относительно языковой подготовки в неязыковых вузах картина примерно такая же.

«Я знаю по опыту, что тот язык, который выучен в советском вузе, если он выучен неправильно, уже не переделать, потому что формируется голосовой аппарат соответствующим образом», – уточнил генерал Яковлев.

А ведь разведчикам нужно было разговаривать с подлинными носителями языка, да ещё и на их уровне, ничуть не хуже. И вот, благодаря Зельману Шмульевичу, немецкий язык стал для Алексея Михайловича «родным». Точнее – станет, и это ещё будет в далёком будущем.

Но, прежде всего, кто же это такой, Зельман Щерцовский? Независимая ежемесячная газета «Еврейская панорама» от 10 октября 2019 года в очерке, так и названном «Зельман Щерцовский», предлагает следующий вариант:

«По поводу прежней жизни Щерцовского ходили разные слухи. Наиболее правдоподобной считалась версия, согласно которой он в 1939 г. бежал из Польши в СССР, спасаясь от немцев. Сам Зельман Шмульевич предпочитал не распространяться о пережитом, а коллеги и не расспрашивали его, дабы не бередить раны.

Ему на самом деле больно было вспоминать о родителях, брате и сестрах, оставшихся в родной Лодзи, когда её заняли немцы. Сам Зельман вынужден был покинуть город и страну, чтобы не попасть в плен. После безуспешных попыток противостоять силам вермахта польские войска предпочли отойти в Венгрию, Румынию и СССР. Подпоручик Зельман Щерцовский ненадолго заскочил домой, в Лодзь. Родители не имели сведений о нём с первых дней войны, когда Зельман вступил добровольцем в ряды Польской армии. Он считал своим долгом повидаться с ними, прежде чем покинет Польшу. Оставаться в стране он не мог: в округе все хорошо знали, что он воевал, а ранее активно участвовал в движении еврейских бойскаутов»[9].

Примерно так – но не совсем. И в этом очерке, и также в одном из документальных фильмов про Алексея Михайловича звучит совершенно фантастическое утверждение, что Щерцовский был офицером Польской армии. Звучит оно, конечно, красиво, но никак не соответствует истине.