В этом же труде[24] Паула Янг Ли приводит сведения об архитектурных конкурсах, проводившихся между архитекторами Франции в годы, предшествовавшие Революции (1774–1786). В заданиях королевской Académie d'architecture предлагалось создать проект учреждения, именуемого museum, или дом наук, искусств и литературы, где размещались бы коллекции, библиотеки, аудитории, а также «храм Славы». Задания носили чисто дидактический характер, они должны были выявить таланты начинающих архитекторов, побудить их внимательно изучать классическое наследие. Но, поскольку от Александрийского Мусея не сохранилось никаких руин, исполнения конкурсного задания свелось к эклектическим импровизациям. Причём, помимо обязательного для всех зодчих тех лет труда Витрувия и графических изображений памятников Рима, участники конкурсов брали и формы, напоминающие древнеегипетские сооружения, и даже мусульманские мечети, создавая образы, навеянные, очевидно, гравюрами из появившегося в печати в 1755 году первого тома описания Египта и Нубии датчанина Фредерика Нордена[25], значительная часть которого была посвящена Александрии и Каиру. Эта книга претерпела более десятка изданий в разных государствах (наиболее богато иллюстрированное издание вышло в Лондоне в 1780 году). А в 1765 году на книжных прилавках и в библиотеках появляются «Записки о древнем и современном Египте» Жана-Батиста д’Анвиля, где на основании подбора сведений из античных авторов составляется план древней Александрии, помещённый на одной странице с планом тогдашнего, находившегося под турецким правлением города[26]. Оба географических описания пользовались неизменной популярностью у интересующихся Востоком читателей, пока их не затмило роскошное наполеоновское «Описание Египта».
Многотомное, выдержавшее два издания (1809–1818 гг., в 23-х томах и 1821–1826 гг., после реставрации Бурбонов, уже в 37-и томах), Description de l'Égypte включало множество гравюр, в том числе и цветных, с обширными комментариями, а также карты разных регионов Египта. Во втором издании описание древностей (отдельно от иллюстраций, напечатанных в XXVII–XXXI томах) заняло целых десять томов. Пятый том освещает древности Александрии (есть подробныe планы города и окрестностей) и Мемфиса[27]. Но значение уникального издания не в том, что оно показало скудные и знакомые по прежним книгам путешественников руины древнего города. В других томах мы встречаем описания большинства знаменитых птолемеевских построек (Филэ, Эшна, Дендера, Эдфу), прорисовки папирусов, изображения древних монет, то есть – всего круга вещественных источников, необходимых для дальнейших исследований в интересующей нас сфере. Почти синхронно, в 1829 году, учёный мир ознакомился с расшифровкой Франсуа Шампольоном древнеегипетской письменности, именно на примере двуязычной надписи птолемеевского времени (Розеттский камень). Отныне появилась возможность изучать историю Мусея и Библиотеки, используя все источники почти трёхсотлетнего птолемеевского правления, и к тому же имея перед глазами общую картину культуры не только собственно птолемеевского и римского Египта, но и всего обширного пространственно-временного образования, обозначаемого введённым в науку И. Дройзеном термином Hellenismus.
Первенство в исследованиях теперь прочно держат немецкие учёные, и именно в Германии, синхронно с появляющимися в печати между 1833 и 1846 годами капитальными трудами первооткрывателя эпохи И. Дройзена, в одном и том же 1838 году, выходят в свет написанные Густавом Партеем и Георгом Клиппелем две большие монографии, посвящённые исключительно Мусею. Они удачно взаимодополняют друг друга, и на них по сей день ссылаются многие авторы научных трудов, а также статей, опубликованных в солидных энциклопедических изданиях, начиная с Real Encyclopädiе Паули-Виссовы и нашего словаря Брокгауза-Ефрона. Авторитет Партея и Клиппеля подтверждают осуществлённые в наше время репринтные издания их монографий, предпринятые издательством Nabu Press в 2010 (Партей) и в 2011 (Клиппель) годах. Партея, к тому же, годом раньше переиздавали BiblioBazaar и BiblioLife. Столь большой интерес книгоиздателей, видимо, проявился вскоре после широко разрекламированного средствами массовой информации открытия Новой Библиотеки.