— А Липа ты не смотрел? Мальчишка лет пяти, простудился, — поинтересовалась я.

— Нет, я и не знал, что надо, — удивился мужчина. — Женщина в зале сказала, что он просто притворяется, чтобы получить внимание. Хотел зайти к нему позже.

— И вот что мне с ней делать? — вздохнув, задала риторический вопрос. — Сначала мальчонке больному сказала, что его родители умерли. Теперь вот… Вроде и страшного ничего не делает, но вредит понемногу. Ну не выгонять же её.

— Миледи, знаете, как поступал наш командир, когда солдаты нарушали приказ? Он брал плеть и учил уму-разуму, а потом отправлял выгребную яму чистить, — впервые улыбнулся Захар. — Понимаю, что у вас здесь не гарнизон, да только положение такое… военное.

— Ты прав, — усмехнулась я. — А к Липу всё же зайди. В той комнате ещё девушка живёт, Тея. Её тоже осмотреть надо.

Отпустив врача, я усмехнулась и направилась в бальный зал. Пора наказать зарвавшуюся тётку, пока остальные не решили, что им тоже можно вести себя из рук вон.

Поздоровавшись с больными и пожелав скорейшего выздоровления, я уточнила, все ли накормлены и как себя чувствуют. Услышав ответ, удовлетворенно кивнула и повернулась к тётке, которая лежала на матрасе, словно королева на пуховой перине.

— Ты, имя, — жестко потребовала, глядя на неё сверху вниз.

— Фросинья, — тихо отозвалась женщина, подтягивая одеяло к подбородку.
Испугалась, почувствовала мою злость. Это ещё не конец.

— Я выгнала тебя из комнаты за твой длинный язык, а ты и здесь смеешь рот открывать? — зло заговорила я. — Мало тебе гнева госпожи? Наказания ждёшь? Что же, дождалась.

— Госпожа, молю, пощадите, — заскулила Фросинья и потянула руки к моему подолу, но я отступила назад.

— Уже пощадила один раз, но до твоей глупой головы не дошло, что второго раза не будет. Вставай, пойдёшь со мной.

— Но как же, миледи, стара я уже, ранена, — запричитала тётка, понимая, что дело пахнет жареным.

Я оглянулась и махнула двум молодым мужчинам с лёгкими ранениями.

— Вы, — некрасиво ткнула в них пальцем, — притащите Фросинью во двор.

— Плетью бить будете? — хитро спросил дедок и тут же закашлялся.

— А ты, небось, присоединиться хочешь? — вскинув бровь, ехидно поинтересовалась, а затем вышла из зала.
Не люблю наказывать людей, но больше не люблю, когда вредят. Вот так исподтишка, не боясь ни бога, ни чёрта.

Прислуга и те, кто мог передвигаться, высыпали на улицу, желая посмотреть, как госпожа справится со строптивым нравом Фросиньи. Сама тётка буквально висела на руках мужчин и громко рыдала, причитая что-то вроде: “Люди добрые, помогите, ни за что старую, больную женщину наказать хотят”. Но людям было плевать на причитания, им зрелищ подавай. А мужчины, что держали Фросинью, смотрели только на меня, ожидая приказа и не обращая ни малейшего внимания на свою пленницу.
Я обернулась на замок. На входе стояли Лерий и Захар, внимательно наблюдая за мной. У врача на лице не дрогнул ни один мускул, словно происходящее было ему безразлично, а вот святой отец хмурился. Да, сильно он отличается от Алексия. Тот был бы только рад.

— Никифор, подойди, — позвала я конюха, который стоял неподалёку, расчесывая гриву буланой кобыле.

Дождавшись, пока старик подойдёт, я заговорила вновь:

— За длинный язык, скудоумие и пренебрежение моими приказами я наказываю Фросинью. С этого момента Фросинья будет трудиться на конюшне, а также ухаживать за скотиной. Никифор, теперь она подчиняется тебе, так что тебе решать, какое задание давать. Но помни, за что она была наказана. Если приказы выполняться не будут, то разрешаю применить кнут. Фросинья, ты всё поняла? Считай, что я тебя пожалела, ведь пятнадцать ударов плетью ты вряд ли переживёшь. Но если решишь и дальше вести себя паскудно, то я сама лично возьму плеть и отхлестаю, а затем выгоню со своих земель. Всё ясно?