В жизни бывает так, что иногда самые незаметные причины порождают большие следствия.

Кто в начале 30-х годов мог предположить, что обычная мальчишеская потасовка, происшедшая тогда между двумя школьниками в Ростове-на-Дону, будет интересовать людей и сорок лет спустя? Более того, что о ее «последствиях» будут говорить в Москве, Рязани, Ленинграде, в Цюрихе (Швейцария) и даже на территории Соединенных Штатов Америки?

В один ничем не примечательный день (точную дату уже никогда не удастся установить) во время школьной перемены стояли рядом два одноклассника – Шурик Каган и Саня Солженицын.

Каган – маленький, юркий паренек (эту свою мальчишескую подвижность он сохранит и в пятьдесят с лишним лет). Солженицын на голову выше своего приятеля, одутловатый, не слишком расторопный, нервный. Стоило ему рассердиться, и у него появлялся тик лицевых мышц, за что товарищи прозвали его Моржом. Шурик Каган и Саня Солженицын дружили с первого класса.

Минуты перемены текли медленно, и Каган явно скучал.

Вдруг он предложил Солженицыну:

– Морж, давай бороться!

– А почему бы и нет? – ответил Морж.

Вообще-то он не имел обыкновения бороться или драться. Но, посмотрев с высоты своего роста на маленького Кагана, он почувствовал уверенность в своей легкой победе. Он и не подозревал, что у него не было шансов справиться с таким «вьюном». Минута – и Каган побеждает. Однако Моржу это вовсе не понравилось. Он просто физически не переносит, когда кто-либо в чем-либо одерживает над ним верх. Он побледнел (страшно было смотреть) и заорал на Кагана:

– Ну, ты, жид пархатый!

Это вызвало смятение у окружавших их ребят. Ведь Каганы – одно из самых уважаемых семейств в славном городе Ростове-на-Дону. Отец – известный врач (его почти весь город знает). Из памяти членов этого семейства еще не стерлись воспоминания о погромах царских времен, когда казаки, подогреваемые подстрекательскими воплями провокаторов из организации «Черная сотня» и «Союз архангела Михаила», громили еврейские лавки и линчевали их владельцев.

С тех пор многое изменилось: сыну еврея Кагана, как и любому советскому школьнику, в голову не приходило, что у них в классе могут существовать такие пережитки прошлого. И Каган намерен отстаивать свое равноправие. Он схватил неуклюжего Моржа за воротник и резко его оттолкнул. Солженицын, ударившись об угол парты, упал и рассек себе лоб. Кожа была сильно разодрана, начиная от корней волос до конца правой брови, немного наискосок. Когда рана зажила, образовался глубокий шрам. Этот шрам остался у Александра Исаевича Солженицына на всю жизнь…

А много лет спустя Солженицын повезет за границу этот шрам как vulnerum honestum – почетное ранение, как свидетельство своей сложной судьбы. А на вопрос о происхождении шрама на лице будет отвечать загадочными намеками, вздохами, многозначительно пожимая плечами.

– Это, – будет он твердить, – банально! Ах, не стоит рассказывать, это слишком мучительно и унизительно…

Редко и не у каждого человека бывает в жизни такой момент, который в положительном или отрицательном смысле можно назвать роковым.

Не всегда момент истинного рождения человека совпадает с датой его появления на свет. То же хочется сказать и об Александре Исаевиче с его неизменным моральным и духовным миром, появившемся на свет не в 1918 году, когда у его матери Таисии Захаровны в Кисловодске начались родовые схватки, а одиннадцать лет спустя, когда в школе имени Малевича в Ростове-на-Дону он ударился головой о парту.