Князь много был наслышан о татарских лазутчиках. Да и как иначе можно было объяснить столь глубокое проникновение в залесские земли степняков с десятками тысяч коней? Значит, либо знали они дороги и тропы, броды и переправы, либо имели проводников-изменников, а только ни один татарский отряд не заблудился, и темник Батыя Бурундай безошибочно вывел своих всадников к реке Сити, где князь Юрий собрал всё свое войско для последнего решительного сражения, не озаботившись даже выставить сторожи. И был захвачен врасплох, поскольку Бурундай атаковал с ходу Кто и как провел их к нужному месту и в нужный час?

Вот о чем думал Ярослав, пока гости утоляли голод. Но как только заметил, что к ним пришла первая сытость, спросил:

– Вы оба бились на Калке, хотя и по разные стороны. Я знаю о ней только то, что татар было несметное число. Так ли это?

– Там было три корпуса, – сказал Чогдар. – Но был и лучший из лучших – Субедей-багатур. Он один стоит трех туменов.

– Добрый воин?

– Ясная голова всегда думает за противника. У него была особенно ясная голова, но русские его не интересовали. Он отправил в Киев послов, и киевские князья совершили роковую ошибку, убив их.

– Мы часто убиваем послов, чтобы тот, кто послал их, понял, что мы его не боимся.

– Посол – всегда гость, великий князь, – с подчеркнутой весомостью произнес Чогдар. – Кочующие в степях не прощают убийства гостей – так завещал сам Чингисхан. Вот почему все князья, принявшие это решение, или уже казнены или будут казнены.

– Однако Киев еще не пал.

– Он будет стерт с лица земли. Никогда не убивай послов, великий князь.

– У нас другие законы.

– Законы диктуют победители. Только победители.

В голосе Чогдара всё более отчетливо слышались нотки надменного превосходства, столь свойственного монголам. Ярун почувствовал это и тут же перехватил разговор:

– Я был сбит с коня в первой же атаке бродников Половцы устроили такую тесноту и свалку, в которой невозможно было устоять. Не знаю, кто ударил меня ножом в спину, а только я упал не на землю, а на Чогдара. Его еще раньше сбили сулицей, и он был без сознания. Сверху валились кони и люди, убитые и раненые, и мы оказались под горою трупов. Дышать стало нечем, и если бы очнувшийся Чогдар не разрезал застежки на моей броне, я бы не сидел сейчас перед тобой, князь Ярослав.

– Почему ты спас своего врага? – спросил Ярослав.

– Нашими врагами были половцы, великий князь, – пояснил Чогдар. – И не я спас Яруна, а он спас меня. Я успел только разрезать его застежки и потерял сознание. Он вытащил меня из-под трупов и вернул мне жизнь.

– Значит, битву проиграли половцы? – Князя не интересовали подробности.

– Битву проиграли наши князья, – вздохнул Ярун. – Они опять дрались каждый за себя и выронили сражение из рук. И сейчас они воюют каждый за свой удел, и нас будут бить поочередно, пока кто-нибудь не сломит их самоуправства.

– А теперь скажи мне, татарин, почему Батый пришел на мои земли? Наших полков не было на Калке.

– Я могу только думать, но не знать, великий князь, – с достоинством ответил Чогдар. – Но думать могу, потому что пять лет проскакал рядом со стременем самого Субедей-багатура. И я думаю, что эта война не против твоих земель.

– Но Батый привел тьму-темь именно сюда, в залесские княжества! Как ты это объяснишь, опираясь о стремя своего Субедея?

– Насколько я понял из рассказов их проводников бродников, Бату-хан привел на твои земли всего три тумена. Тридцать тысяч конников.

– Не верю! – Ярослав с силой ударил кулаком по столу, подпрыгнули чаши, пролилось вино из кубков. – Чтоб тридцать тысяч смогли в два зимних похода пожечь Рязань, Владимир, Суздаль, Москву и еще десять городов? Да еще разбить моего брата на Сити? Не верю!