Положение спасло правое крыло македонян, которым командовал Никанор. Сын Пармениона обратил в бегство стоявших против него персов и пришел на помощь теснимому греческими наемниками центру. Удар с фланга похоронил последние надежды Дария; его отряд, совершивший успешный прорыв центра, теперь погибал на глазах повелителя Востока. Разбитые персы перемещались на левый фланг македонян; они больше думали о бегстве, чем о битве. Начатое сыном дело завершил отец: «Конница, высланная Парменионом, преследовала бегущих по пятам, и случайное бегство привело всех именно на его фланг» (Курций).

Но более всего македонянам в этой битве помогла трусость Дария. «До тех пор исход сражения был сомнителен, ― сообщает Юстин, ― пока Дарий не обратился в бегство». Персидский царь страшно испугался первой же неудачи и рвавшегося к нему Александра. Царь для восточных народов был чем‑то вроде серебряного орла для римских легионеров, и как только «знамя» повернулось спиной к неприятелю, войско последовало его примеру.

Александр бросился преследовать бегущих персов; он страстно желал настигнуть самого Дария. Македонский царь преследовал сотни тысяч персов с отрядом «не более тысячи всадников». «Но кто считает войско в час победы или бегства? ― справедливо замечает Курций Руф. ― Персы, как овцы, бежали от столько немногочисленных врагов, но тот же страх, который заставлял их бежать, сковывал теперь их движения. Греки же, сражавшиеся на стороне Дария во главе с Аминтой (он был полководцем Александра, а теперь стал перебежчиком), ускользнули, отделившись от других, но это не было бегством…»

Избиение персов было ужасным: число убитых, согласно Плутарху и Арриану доходило до ста десяти тысяч человек. «Птолемей, сын Лага, следовавший тогда за Александром, рассказывает, что когда они, преследуя Дария, оказались у какой‑то пропасти, то перешли через нее по трупам» Арриан.

Дария спасла лишь наступившая ночь, настолько темная, что дальнейшее преследование среди пропастей и гор стало невозможным. В руки Александра попала брошенная колесница персидского царя со щитом, луком и верхней одеждой.

Древние авторы называют персов варварами, но каким словом можно назвать македонян, которые принялись пожинать плоды довольно легкой победы?

Естественно, в руки македонян перешел и лагерь персов, наполненный «всевозможными предметами роскоши», среди которых было множество настоящих произведений искусства. «Солдаты захватили много золота и серебра, предметов не вооружения, а роскоши, и так как они набрали больше, чем могли унести, дороги были усыпаны менее ценными трофеями, которыми жадность пренебрегла, поскольку другие были дороже. Добравшись до женщин, они срывали с них украшения тем яростнее, чем они были богаче; насилие и похоть не щадила и их тел. Лагерь наполнился шумом и криком разного рода, кому какая выпала судьба, и не была упущена ни одна возможность проявить жестокость, так как необузданная ярость победителей не щадила ни возраста, ни сословия» (Курций).

Аналогичную картину мы найдем в «Исторической библиотеке» Диодора Сицилийского. «Из царской сокровищницы расхищено было много серебра, немало золота, огромное количество роскошных одежд. Награблено было немало богатства также у царских друзей, родных и прочих военачальников. По древнему персидскому обычаю, за армией на колесницах, обитых золотыми пластинками, следовали женщины не только из царской семьи, но из семей родственных и дружественных царю. Не зная меры богатству, предельно изнеженные, они везли за собой каждая множество драгоценной утвари и женских уборов. Страдания захваченных в плен женщин были ужасны. Те, которые раньше, по изнеженности своей, с трудом переносили переезд в роскошных повозках, закутанные так, что ни одна часть тела не оставалась обнаженной, теперь в одних хитонах и лохмотьях, рыдая, выбегали из палаток, громко взывая к богам и припадая к коленям победителей. Срывая дрожащими руками свои уборы, бежали они, с распущенными волосами, по неприступным местам и, встречаясь с другими беглянками, молили о помощи тех, кто сам нуждался в защите. Одни солдаты тащили несчастных за волосы; другие, сорвав одежды, хватали обнаженных, ударяли их тупым концом копья и, пользуясь случаем, попирали то, что составляло их честь и славу».