Представь себе, что 4000 монет, они, естественно, упадут в цене. Их так не продают никто!

– Да ты что? В самом деле Саша?

– Да. Не знаешь, как ведут себя торговцы на рынке? Я смотрю, ты не совсем соображаешь в этом деле. Если ты возьмёшь нумизматические коллекционные монеты и продашь их, они даже в цене могут упасть от продажи десяти монет. Представляешь? Одна монета стоит 100 рублей, две монеты стоят 100 рублей, а три-четыре-пять-семь-восемь монет – всего 49 рублей. Продаёшь девятую за 100 рублей, а десятую продал – и всё, все монеты упали и стоят 50 рублей!

– Да ты что, Саша, вот так вот?

– Конечно! Как ты не понимаешь? Они стоят так дорого, потому что их мало. А раз мало, то люди, которые коллекционируют, собирают их в надежде, что со временем они поднимутся в цене.

– Ничего себе!

– Ага, вот тебе и ничего себе! Так что думай голова! Нам повезло, у нас монеты совершенно разные: они не одинаковые. Есть китайские, джунгарские и даже золотоордынские!

Еще какие-то непонятные, – продолжал Саша, – что говорит о том, что этот постоялый двор был очень-очень старым и древним.

– Если это и был тот самый двор… – вставил своё веское слово Володя.

– Да, согласился с ним Александр. – Если это и был тот самый двор, то…

Володя посмотрел на Сашу:

– А ты ведь крепостной. Ты же не можешь иметь никаких дел и, по сути своей, не можешь иметь своей собственности. Ты эти деньги должен принести Дмитрию Петровичу Троекурову и отдать ему.

– Ага, сейчас! – возразил Александр. – Я, конечно, Дмитрия Петровича очень уважаю и люблю, но нет! Эти монетки в первую очередь – на нужное дело. Самое главное дело в моей жизни – это стать свободным.

– Ты мечтаешь о свободе? Хочешь быть свободным? – спросил Володя.

– Да, конечно. У меня единственная мечта, единственное желание – стать прежде всего свободным. Я пару раз разговаривал на эту тему с Дмитрием Петровичем, и он как бы ничего не сказал.

И вообще, я ещё несовершеннолетний. Вот буду я, допустим, постарше, там, 21 год, вот тогда можно об этом подумать. Вообще-то он не против, вольную подписать мне. Но в будущем.

Но он ещё сказал, что если я уйду, то он останется практически один на этом свете, один – у него больше нет никого. Вот мне жалко старика.

– Ну да, выкупить себя хочешь! Свободы хочешь! – заметил Володя.

– Володя, тебе этого не понять! Тебе не понять, тебе, свободному человеку, не понять, что значит быть не свободным! Понимаешь? Да, тебе не понять. Это то, чего ты не видишь, то, что ты не чувствуешь. Но я хочу быть свободным и ещё кое-что сделать.

– Что именно? – спросил Володя.

– Что именно? – ответил ему Саша таким же вопросом. – Я хотел бы рассчитаться по долгам. Я должен оплатить, так сказать, долг чести.

– Долг чести? – удивился Володя. – Какой долг чести? Ты же крестьянин!

– Крестьянин? Сколько презрения в этом слове! А что, у крестьян не может быть чести? – сказал Александр.

– Нет-нет, конечно может, – ответил Владимир.

– Ну так вот, ладно, я же не с этим к тебе пришёл.

Вдруг, как и в прошлый раз, Александр посмотрел по сторонам, наклонился и начал говорить полушёпотом:

– Как показала практика, моя методология действует! Мой рецепт рабочий. Согласись, Володя.

– Я соглашусь, – ответил Володя.

– Так вот, ты знаешь, мне одна мысль не выходит из головы, что-то как будто мы недоделали.

– Интересно, ты что-то придумал? – спросил Володя.

– Придумал! – ответил Александр. – Представь себе прямую линию от шпиля этой полуразрушенной церкви, которая идёт дальше прямо. Я взял карту и начал от неё мерить, мерить прямую линию от шпиля дальше, дальше…