Он должен помнить, что любое проявление им чувств удесятеряется в глазах окружающих: вспыльчивость превращается в царский гнев, награда – в царскую милость, решение – в царскую правду. Искушение монарха гордостью, к счастью, смягчается христианством, ведь Божественное право налагает на него свои нелегкие обязанности. Император должен быть немногословен; он знает, насколько значительны его слова, и никогда не злоупотребляет речами. Современники сумеют понять каждое его слово, каждую интонацию, оценят короткие замечания монарха. В глазах же будущих поколений он останется своими деяниями и тем, как его изобразят современники событий, насколько поймут его и оценят.
Он обращается к прошлому не для того, чтобы избавиться от него, но чтобы отвести грядущие бедствия, сохранить память о династии и стране, выстроить преемственное будущее. Только для императора существует постоянная живая связь между прошлым и будущим и на этом строится его политика. Наверное, неправильно было бы после всего сказанного сомневаться в искренности слов Александра II, обращенных им в ноябре 1861 года знаменитому канцлеру Пруссии Бисмарку: «Во всей стране народ видит в монархе посланника Бога, отеческого и всевластного господина. Это чувство, которое имеет силу почти религиозного чувства, дает мне корона, если им поступиться, образуется брешь в нимбе, которым владеет вся нация». Понимание царя как Отца русского народа и помазанника Божьего, предполагало не только особый эффект, но и особую ответственность монарха перед подданными. Царь, получая власть от Бога, тем самым не только получал санкцию на ее безмерность, но и брал христианские обязательства перед ведомым им народом. Даже в загробной жизни он нес ответственность за все неурядицы во вверенном ему государстве, и именно поэтому имел право на принятие полностью самостоятельных решений.
Положению российских монархов соответствует несколько определений, но одно из них представляется наиболее емким и убедительным – всеобъемлющая патриархальность. Причины удивительной живучести патриархальности заключаются в многозначности самого этого понятия. Оно является и исторической категорией, заключенной в определенные хронологические рамки, то есть преходящей, смертной, и содержит в себе некий универсальный смысл, а потому готово к возрождению в любую эпоху. Именно патриархальность в XIX веке (да и только ли в девятнадцатом?), как в частном, так и в государственном отношениях, вызывала в России драматические диссонансы, но она же неизменно восстанавливала гармонию, позволяла власти и обществу совершать необходимое некое нравственное и волевое усилие для установления нового компромисса между ними. Ее естественная замкнутость была притягательна потому, что не оставалась неизменной, пропитываясь духом новой культуры. Иными словами, патриархальность, в глазах многих и многих, являлась именно той прогрессивной постепенностью, по которой так тоскует человек, подсознательно опасающийся безоглядной ломки старого, бега вперед «сломя и очертя голову».
Отметим, что после Петра I традиционные опоры монархии: провозглашение монарха Богом на земле, система дворянской службы – дополняются идеями «общественного договора», «естественного права». Последние говорили о заключении определенного договора между обществом и властью, о гражданском долге или обязанности монарха перед подданными. Однако в России эти теории звучали нарочито туманно, ведь четко определенные условия или обязанности монарха устанавливали бы границы священной власти государя. Тем не менее, начиная с царствования Екатерины II самодержавие утрачивало грубо-деспотические признаки. Российские монархи были озабочены тем, чтобы не давать повода для обвинения себя в «азиатчине», да и само время заставляло власть менять свое отношение к сословиям и вести поиски путей к установлению новых межсословных отношений. С необходимостью укрепления, обеспечения самодержавия более современной идеологией связано появление таких понятий, как «законная монархия», «народное самодержавие», «истинная монархия». Однако сознание земной вседозволенности и ответственности лишь перед Богом не покидало правителей России. Да и только ли в правителях, в их охранении своего всемогущества было дело?