Завершив все необходимые приготовления, 4 июля Мории отправился в дальний путь, который ему предстояло преодолеть по железной дороге, а на заключительном этапе – в карете. В состав чрезвычайного посольства были включены десять дипломатов и восемь военных[142]. Среди первых – близкий к Мории депутат Законодательного корпуса граф Иоахим-Жозеф-Андре Мюрат, внучатый племянник, знаменитого наполеоновского маршала, графы де Л’Эспин и Велль де Ла Валетт, герцог де Граммон-Кадерусс, виконт де Симеон и др. В числе военных – бригадные генералы Лебёф, Фроссар и Дюмон, полковник Рель, капитан де Бофремон, лейтенант маркиз де Галифе – все участники Крымской кампании, что должно было подчеркнуть уважение французской армии к недавнему противнику на полях сражений. Одни члены посольства отправились вместе с Мории, другие присоединятся к нему в Берлине, где он сделает очередную остановку.

Выбирая маршрут следования, Мории решил на несколько дней остановиться в Висбадене, столице герцогства Нассау, где в это время проходила лечение водами вдовствующая императрица Александра Федоровна, супруга Николая I и мать царствующего императора Александра II. До замужества и перехода в православие ее звали Фредерика-Луиза-Шарлотта-Вильгельмина Прусская. Она была дочерью короля Фридриха-Вильгельма III и приходилась сестрой правящему королю

Фридриху-Вильгельму IV и кронпринцу Вильгельму, будущему германскому императору Александра Федоровна никогда не забывала о своих корнях и старалась воспитывать старшего сына, которому предстояло унаследовать престол, в германофильском духе. В Висбадене императрицу-мать, помимо свиты, сопровождал ее младший сын, великий князь Михаил Николаевич. В это время велись переговоры о его женитьбе на принцессе Цецилии Баденской.

Мории было интересно познакомиться с императрицей, ее сыном и их окружением, в лице которых он мог столкнуться в Петербурге с влиятельными противниками сближения с Францией. Под предлогом водолечения он остановился в Висбадене и поспешил засвидетельствовать почтение вдовствующей императрице. Та приняла его весьма любезно, но за подчеркнутой вежливостью, которую не разделяли приближенные императрицы, Мории смог усмотреть нерасположение «старого двора» к Наполеону III и его представителю. «Я был тронут любезным приемом, который мне был здесь оказан, но не смог избавиться от ощущения какого-то недоверия по отношению к нам…», – писал он министру иностранных дел Валевскому. «Императрица-мать, как пруссачка и как русская, – продолжал Мории, – никогда не должна была любить Францию, и я уверен, что последние обстоятельства, ранившие ее сердце, не могли изменить ее нерасположение к нам»[143]. По этому поводу Мории остроумно заметил, «если русский человек вообще недолюбливает французов, то русский, привитый к немцу, глубоко нас ненавидит»[144].

Во время путешествия Мории встречался с русскими дипломатами, аккредитованными при различных германских дворах. И везде он чувствовал в них закалку предыдущего царствования, своего рода «школу Нессельроде», с ее приверженностью к Германии и неприязнью к Франции.

От этих первоначальных впечатлений, ввергнувших было графа де Мории в пессимизм, не осталось и следа, стоило ему только оказаться в Петербурге, где его встретили с непривычным для дипломатических условностей радушием, как долгожданного и дорогого гостя.

В Петербург Мории прибыл в ночь с 5 на 6 августа. Последний участок пути от Кенигсберга, где заканчивалась железнодорожная ветка, идущая из Берлина, до столицы Российской империи – ему и его спутникам пришлось проделать в каретах, на что ушло трое суток.