Я вскинул брови и с недоверием уставился на малолетнюю пророчицу, но та лишь пожала тощими плечами, поправила очки и добавила, всё так же обыденно:

– Хотя другие осколки будущего говорят, что она отрубит тебе руку и скормит её своей собаке по кличке Мёртвая Голова. Скорее всего, послезавтра.

Она задумалась, почесала в затылке.

– Хотя ещё одни осколки будущего говорят, что эта некромантка будет танцевать с твоим врагом… дважды… а может, трижды. С цифрами у меня беда, я гуманитарий. Но могу сказать, что это случится уже…

– …послезавтра? – невесело усмехнулся я.

– Можешь не продолжать, – поморщилась Эсфирь. – Я сразу смекнула, что ты хочешь оскорбить мои пророческие чувства. А я не люблю иронию и, между прочим, только учусь видеть осколки будущего.

– Вот и учись лучше. – Я быстро вышел за двери.

Незнакомка так и осталась у трибун, ну а я не особо хотел сейчас общаться ни с кем, кроме говорливой Эсфирь, пока не выясню толком, что происходит.

Мы наконец покинули стадион Академии – огромный, выстроенный куполом с колоннами, весь покрытый чёрным облицовочным камнем.

Как только вышли за кованые ворота, Эсфирь схватила меня за руку (да так, что чуть пальцы мне не переломила!) и снова обняла (а вот обняла с нежностью).

– Ты спас мне больше чем свободу, Алекс… Но где ты научился так драться? Тебе же нельзя обучаться. Ты что, нарушил судебные предписания? У нас и так социальный рейтинг: минус один. Ну куда ещё хуже?

Я опять обратился к памяти Алекса.

Оказывается, судом ему было запрещено обучаться у кого-либо из-за низкого социального рейтинга. Причем, каралось это тюрьмой не только для самого Алекса, но ещё и для наставника, который рискнёт его обучать.

Паршиво, что сказать.

На улице были уже густые сумерки, повсюду мерцали огни: фонари, подсветка домов, только экипажей что-то было не видно. В любом случае, это всегда был уютный и красивый город…

«Изборск, – тут же подсказала память Алексея Бринера. – Российская Империя».

Хорошо, хоть тут всё на месте. В Изборске у Бринеров было большое родовое имение у Белого озера, так что…

– Эй, Бринер! – окликнули меня со стороны школьного стадиона. – Стой, ублюдок!

Я нахмурился и обернулся.

Так и знал, что в покое меня не оставят, поэтому машинально прикрыл собой Эсфирь – привычка не давать слабых в обиду, пусть даже мелких, надоедливых и не очень правдивых пророчиц.

Ко мне приближались два крепких парня в школьной форме, оба при галстуках, с блестящими лацканами пиджаков, отглаженных брюках с лампасами.

– Как ты это сделал, Бринер? – прямо спросил у меня первый парень, темноволосый, с желтоватой кожей, будто после какой-то болезни. – Как ты победил Стрелецкого? Смухлевал или использовал что-то? Признайся, как ты это сделал?

– Ты так точно не сможешь, – ответил я спокойно (и это было правдой).

– Да не скажет он! – покачал головой второй крепыш. – Если только выбить из него ответ и…

– Ну попробуй, – перебил я его.

Не знаю, что именно они разглядели на моём лице, но оба остановились ровно на границе территории стадиона и улицы, так и не шагнув дальше.

– Только посмей ещё раз сюда явиться! – огрызнулся желтокожий, как трусливый пёс из подворотни. – Тебе никогда здесь не учиться! Губу не раскатывай!

– Да он всё равно сдохнет скоро! – пообещал его дружок. – Бринеры долго не живут!

Они меня ненавидели открыто и люто.

И просто так подобная ненависть не возникает даже у таких недоумков, как чьи-то холёные сынки. Причину надо было искать в памяти Алекса, но она будто намеренно не хотела выдавать ничего внятного. Будто сам Алекс прятал от себя эти мысли, ненавидя всё, что с ними связано.