– Только не перестарайтесь, молодой человек, – пробормотал он. – Лучше не оставлять следов на теле, иначе полиция вас и самого не отпустит. Хотите, принесу вам один из моих алхимических приборов? Он вполне подойдет для допросов. Это портативная гильотина для рубки твёрдых ингредиентов.

Я и Эсфирь уставились на профессора, такого интеллигентного и такого великодушного сукиного сына.

Он однозначно понравился нам обоим.

– Гильотина вполне подойдёт, – кивнул я.

Через пару минут в моих руках уже имелась та самая гильотина – устройство небольшое, но острое, с ножом, скользящим в пазах. Щёлк – и какой-нибудь части тела просто не будет.

Идеально.

Я ухватил связанного портье за грудки и усадил в кресло, затем просунул под нож гильотины его правую руку и попросил Эсфирь хорошенько ударить парня по лицу, чтобы тот очнулся.

Эсфирь с большой охотой отвесила ему пять пощёчин.

На шестой он замычал с кляпом во рту. Фартук, которым ему завязали глаза, уже успел пропитаться кровью от порезов – керамической вазой я его недурно шандарахнул.

Он приподнял голову и хотел было дёрнуться.

– Твоя правая рука находится под ножом, – сразу заговорил я, и портье замер, панически вслушиваясь в каждое моё слово. – Итак, я спрашиваю, ты отвечаешь. Если заорёшь – то вместо руки, я тебе голову отрежу, понял?

Он судорожно сглотнул и кивнул, ну а я сразу приступил к главному:

– Кто приказал тебе поставить на меня Печать Блокады?

Эсфирь вытянула из его рта кляп, мужчина облизал окровавленные губы и стал отвечать хрипло, но довольно охотно:

– Я увидел тебя и сразу позвонил Тарасу Сафроновичу… он просил всегда докладывать, когда что-то не так. Это он приказал тебя «упаковать»… и девчонку. За вами должны скоро приехать и забрать. Но он не приказывал убивать… к тому же, я не убийца… просто спящий наёмник по отлову всякого сброда…

– Ты про меня сейчас?

Он поджал губы и трусливо промолчал, ну а я продолжил:

– Кто такой Тарас Сафронович?

Портье опять облизал губы.

– Его фамилия Царёв… начальник охраны Дома Стрелецких. Он сразу заинтересовался, что у тебя какие-то делишки с алхимиком Троекуровым.

Услышав это, профессор Троекуров побледнел и схватился за лоб.

По его лицу было видно, что новость о Доме Стрелецких его совсем не обрадовала. Наверняка, он уже пожалел, что сегодня вообще заговорил со мной на улице и оказал поддержку.

– А Печать Блокады зачем? – задал я ещё один вопрос. – Почему бы просто не прикончить сразу?

Портье дёрнул головой.

– Тарас Сафронович сказал, что сначала надо лишить тебя магии и «упаковать». Всё остальное – уже не моего ума дело.

– И много менталистов работает на Стрелецких?

Задавая вопрос, я щёлкнул гильотиной над его рукой, но тут же остановил.

Портье вздрогнул и ответил быстро, слишком быстро.

– Я один… один такой… больше никого.

Он врал. Причём, ради этого вранья он был готов умереть. И даже если бы я отрубил ему руку, то он бы всё равно не сказал, где остальные менталисты и работают ли они на Стрелецкого. Такое я сразу чую.

Внезапно портье захрипел, из его рта полезла розовая пена. Он вытянулся в судороге, его затрясло, а потом так же быстро отпустило. Через секунду он обмяк.

– О, великое солнце! – ахнул профессор Троекуров и бросился к нему.

Приложив пальцы к его шее, он мрачно посмотрел на меня.

– Мёртв? – уточнил я на всякий случай, хотя тут и без ответа всё было ясно.

Уже дважды на моих глазах умирает маг, который ну никак не должен был умереть. Будто кто-то убивает их издалека, на расстоянии, каким-то заклятьем.

Кто-то очень сильный.

Я развязал скатерть на ногах и руках менталиста, быстро убрал на место на стол, а затем стянул с лица мёртвеца фартук Эсфирь, весь пропитанный кровью от порезов.