Только было Бармалё размечтался о том, как далеко могла бы шагнуть медицина, как плетение его светлой мысли прервал пронзительно-шершавый скрип палатной двери. Галя-ля тотчас же смекнула, в чём тут дело. И, временно прервав рыдания, спряталась под своё кургузое холодное одеяло, проявляя чудеса телосложения и компактности.

– Галя-ля, ты куда? Что с тобой? – всерьёз забеспокоился Бармалё. Но, рассмотрев-таки через проступающую мглу тучную фигуру медсестры, судя по всему вышеупомянутой Любки, гусениц всё понял без слов. Любка с двумя шприцами, зажатыми между её большим и указательным пальцами, – будто только что вышла из фильма про гангстеров – действовала быстро и хладнокровно.

Подавшись своим маленьким, но плотным тельцем вперёд, словно раскачиваясь на качелях, наш добропряд в мгновение ока очутился на плече у Гали-ли. И принялся за дело.

– Значит, так, Галя-ля, слушаем меня внимательно, – бодро забармалёлил он в ухо больной. – Сегодня один из главных дней в твоей жизни. Сегодня ты перестанешь бояться уколов. Сегодня ты навсегда забудешь о том, что кто-то пытался сделать тебе больно. Сегодня ты прекратишь думать, что люди спят и видят, как бы причинить тебе зло. Научишься благодарить за помощь. Сможешь видеть в каждом человеке хорошее. И, главное, навсегда позабудешь эту несусветную глупость – будто бы твоё сердце умеет ненавидеть. Ах да! И прямо сейчас ты перестанешь болеть.

Бармалё внимательно наблюдал за тем, как девочка потихонечку перестаёт трястись под своим холодным колким покрывалом. И продолжал:

– Завтра ты выздоровеешь и пойдёшь домой. Тебя там ждут родители, подарки и толстый щекастый рыжий хомяк.

– Стройняш! Откуда ты узнал про Стройняша? – изумлённо высунулась из своего укрытия Галя-ля.

– Так это же я для тебя его соткал! Чтобы в твоём сердце росла любовь и ничего, кроме неё.

– Со-что ты сделал? – Девочка была так удивлена, что села на кровать, свесив ноги, не обращая никакого внимания на приближающуюся угрозу в виде медсестры. – Я его даже от мамы прячу – в коробке из-под абрикосов, на чердаке. А ты узнал… – растерянно разглядывала девочка тонкую светящуюся спиральку на своём плече.

– Удивительный ты, конечно, человек Галя-ля! Маленький, но удивительный! То есть говорящий гусениц тебя ни капельки не впечатляет… А гусениц, читающий мысли, тут же производит фурор?!

– Я про Стройняша вообще никому не рассказывала, даже родителям! – снова заняла горизонтальное положение Галя-ля и даже добровольно высвободила из-под горе-одеяла и пижамных штанов то самое важное место, предназначенное для уколов.

– Ладно, про Стройняша я замолвлю перед мамой словечко. Ты сейчас, главное, не отвлекайся и смотри на меня. – Бармалё перебрался на подушку почти вплотную к девочкиному носу. – Я буду раскачиваться на своём светопроводе туда-сюда, а ты с меня глаз не своди. Лады́-мармелады́?

– Лады-лады, – самоотверженно кивнула Галя-ля.

Бармалё закачался из стороны в сторону, словно светящийся маятник.

– Представь, что укол – это не укол. Иголка – не иголка. Медсестра – не медсестра, – продолжал спокойным монотонным голосом гипнотизировать девочку Бармалё. – Представь, что шприц – не шприц. И в нём не лекарство, а прекраство! Оно затекает в тебя сотней самых красивых, самых светлых оттенков, и на чистом внутреннем холсте твоей души…