– Получилось не так много, как я думал, – сказал он. – Вот половина.

– Спасибо! – ответил я, хотя рассчитывал как минимум на косарь.

Лёнька быстро попрощался и вышел, а на следующий день я встретил его около подъезда в невменяемом состоянии. Он стоял, прислонившись к тополю, и тёрся о него затылком. Весь грязный и без одной кроссовки. Рот был приоткрыт, а через губу тянулась слюна. Я подошёл к нему и спросил, что случилось. Он разлепил глаза и уставился на меня. Вдруг побежал, но споткнулся о поребрик и растянулся на асфальте. Я тут же подскочил и перевернул его лицом вверх. Он что-то мычал. Я подхватил его и подтащил к лавке. Усадил. Лёнька был как в коматозе. Схватившись за голову, он начал стонать. Из окна первого этажа выглянула соседка.

– Что с тобой? – спросил я у Лёньки шёпотом.

Он вдруг сжался и бешено посмотрел на меня.

– Серёга?

– Да, это я. Это Серёга. Что случилось? Тебя избили?

– Серё-о-ога… – Лёнька разжался и пьяно улыбнулся: – Серёга, привет! Привет, дорогой человек!

– Привет. Ты как? Ты нормально?

– Эпик. Вполне эпик. Просто я… понимаешь, я устал. Совсем немного устал. Чуточку. Вот и всё, а так я эпик. Я – прозрачная рыба.

– Прозрачная рыба?

– Да. Мы плывём из Аральского моря в Чернобыль… Может, с нами поплывёшь? Тут недалеко. Две морские мили, как у Жюль Верна.

Лёнька начал нести полную ахинею. Я попросил его оставаться у тополя, а сам бросился к нему домой. Открыла бабушка. Я сказал ей, что внизу Лёнька и его, видимо, кто-то избил, а может, он чем-то отравился. Она заохала и, оттолкнув меня, в чём была бросилась на улицу. Я за ней. Когда мы выскочили из подъезда, Лёнька валялся уже у лавки. Бабушка заголосила, а я начал трясти его за грудки. Он опять замычал. Мы кое-как затащили его на второй этаж и уложили на диван. Бабушка вызвала скорую, а потом всё выспрашивала, что случилось, но ведь я правда ничего не знал. Когда приехали врачи, бабушка отправила меня домой и приказала никому ничего не рассказывать. Через пару дней я решил зайти к Парковым.

– Здравствуйте, а Лёня дома? – спросил я у бабушки, когда она приоткрыла дверь и выглянула в щель.

– А, Серёжа! – обрадовалась она и сняла цепочку. – Заходи! Лёня дома. Он наказан сейчас. Объелся какой-то дряни. Опозорил нас на весь дом. Да ты и сам видел, что он вытворял у подъезда. Встретила сегодня соседку с первого этажа Таисию Ивановну, так она рассказала, как он валялся у нашего тополя, как алкашина подзаборная. Орал, как псих ненормальный, на прохожих. Я аж вся покраснела от таких рассказов, не знала, куда глаза деть. Стыдобища!

Бабушка заплакала.

– Поговори с ним, Серёжа, – продолжила она, – вразуми! Вы же друзья! Не жизнь, а мучение. Не дадут умереть спокойно. Откуда у него только деньги на эти гадости? Отец говорит, ничего не высылал ему. Хоть бы приехал, чёрт лысый! Ездит по казармам своим, а ребёнок без отца растёт. Разве можно так? Безотцовщину устроил. Лёнька же преступником вырастет или наркоманом каким. Вот откуда он деньги только взял? Своровал, небось, гадёныш!

– Не знаю, – ответил я, потупив глаза. – Вряд ли своровал.

– Ну проходи, проходи, Серёжа! – Бабушка подтолкнула меня. – Он в своей комнате телевизор смотрит. Хоть бы полезным чем занялся, а то всё в музыку свою таращится. Оры эти американские слушает.

Я зашёл. Лёнька равнодушно взглянул на меня и вернулся к телевизору. Я не решался начать разговор первым. Повисла пауза.

– Знаешь уже? – вдруг спросил он, продолжая смотреть в экран.

– Знаю. Я же и притащил тебя домой. Ты нёс какую-то околесицу, что плывёшь в чернобыльское подземелье, где есть озеро с прозрачными рыбами. И сам ты стал рыбой. Приглашал плыть с тобой. В таком духе.