В выполнении своих планов по отношению к властителям современной ему Европы Иннокентий встретил сильное сопротивление. Влияние в Германии, Англии, Франции, Леоне, Португалии, наконец, Лангедоке папа упрочил после тяжелой борьбы с духом национальной самобытности.

Иннокентия сильно поддерживало общественное мнение, этот богословский тон эпохи. Папе приходилось в большинстве случаев защищать, по крайней мере в принципе, начала современного ему христианства, он стоял, по понятиям многих современников, на страже самых дорогих для них интересов. Но люди передовых убеждений, а также зарождавшееся городское сословие иначе относились к папским устремлениям. В Лангедоке, как увидим, из-за влияния исторических условий и по причине наличия ересей сама религия была в презрении, и тем более презиралось духовенство. Но то было по духу своему явление слишком раннее, хотя даже его Рим смог сокрушить только силой оружия[8]. В других же странах папство имело весьма ощутимую поддержку общества. Сами политические обстоятельства способствовали осуществлению папских претензий на роль верховного судьи и решителя европейских дел.

В Германии было полное смятение: шла борьба за императорский престол. Надежды партий определялись намерениями Иннокентия III, многое зависело от того, кого именно поддержит папа из трех претендентов: Филиппа Гогенштауфена, брата покойного императора, Фридриха Гогенштауфена, сына Генриха VI, или Оттона IV, герцога Брауншвейгского, второго сына Генриха Льва, вождя Вельфов[9].

Филипп и Оттон IV были выбраны на престол германскими князьями почти в одно время, каждый своей партией. Между соперниками началась война. На прямого наследника, сына императора, первое время не обращали внимания. Когда из Германии потребовали наконец решить вопрос о престолонаследии, Иннокентий был в глубоком раздумье. В конце концов он высказался в пользу Оттона.

Большинство князей желало Филиппа Гогенштауфена. Почти вся Средняя и Южная Германия протестовала против Оттона. В жестком тоне протеста слышится протест вообще против римского гнета. В литературно-юридической форме он предварил протест альбигойцев. В письме, представленном Папской курии, подвергалось осмеянию именно то, что так ненавидели еретики, за что они так жестоко пострадали.

«Может быть, святая курия, – так значилось в этом документе, – в своей родительской нежности считает нас за дополнение к Римской империи. Если так, то мы не можем не заявить о несправедливости всего этого… Если избрание будет беззаконным, на то есть высший судья, который разберет дело. Нет, лишь одни князья могут избирать себе государя. Божественный посредник между небом и людьми, Христос Богочеловек разделил обе власти и каждой предназначил раздельное бытие. Тот, кто служит Богу, не должен заниматься мирскими делами; тот, кто посвящает себя делам мира сего, не должен вмешиваться в духовные».

За Филиппа ручались, что он окажет папе и церкви все должное почтение, настойчиво требуя коронации именно его. Иннокентию пришлось защищать свои замыслы, он повторил доводы Григория VII и мотивировал их с убеждением в собственной правоте.

«Вы согласны, – писал он, – что папа коронует императора? А если нам принадлежит такое право, то вы должны знать, что мы можем по всей справедливости иметь свой взгляд на избираемого. Это уже общее право, что последнее слово принадлежит тому, кто возводит, кого посвящает. Если бы князья, хотя и единодушно, избрали святотатца, отлученного, помешанного, еретика либо язычника – разве мы обязаны короновать такого?»