Его омраченный взгляд заставил брадобрея побледнеть и скорее убраться со всем своим скарбом. Ванную пододвинул поближе, чтобы в нее без затруднений можно было опустить ноги, а на тело надели нижнюю рубашку.

Касба вышел с известием когда куафер аккуратно убирал волосы маркиза в прическу, достойно справляясь со своим делом:

– Монсеньор! Тройка.

– Что значит тройка, когда ожидалась двойка. Выходит двое из них близ… ну да близнецы? Плохо, будут слабыми и блеклыми. Пойди вырази сеньору Бофаро мое неудовлетворение и строго накажи, ему от меня чтобы он более не в свои дела не лез.

Сказанное произвело на присутствующих сильное впечатление и они рассмеялись самым неподдельным смехом, каковой им положен был придворным этикетом отвечать на остроты. Больше и громче всех смеялся конечно Касба, заражая смехом и самого маркиза Спорада, если бы не одно обстоятельство, заставившее его невольно выразить иные эмоции – недовольства по поводу боли причиненной резким прохождением зубьев гребенки чрез сбившийся клок волос.

Куафер упал под его взглядом на колени.

– Простите…

– Касба, малыш, слетай к сеньору Бофаро еще разок, разузнай все получше. А то ты носишься, как сломя голову. А толком не выполнил ни одного моего задания. Отсюда я вижу в прихожей массажиста, который только и дожидается чтобы сюда войти.

Дверь из побочной спаленки отворилась. Из нее вышла и прошла служанка с корзиной щенков в руке. Поставив ее на постель, она так же молча и бесшумно удалилась, за что необыкновенно нравилась маркизу, провожаемая несводимым взглядом.

Издали послышались резкие останавливающие крики Бофаро, вырываясь от которых через прихожую вбежал смеющийся Касба:

– Сеньор Бофаро сказал «три отела».

Теперь уже Монсеньор хохотал больше и громче всех:

– Видимо сеньор Бофаро корчил тогда из себя такого знатока, что никто ему и слова против не смел сказать. Интересно бы знать по чему именно он выбирал коня, что даже не заметил на нем рога!

Касба хохотал тише всех, потому что свалившись с ног, он уже не мог хохотать и выполз за порог прихожей на коленках. Слышались шаги идущего сфатисфактицировать сеньора Бофаро, неправильно понятого:

– Этот негодник намеренно меня спросил сколько произошло отелов. И когда я ответил ему сколько и хотел уже было поправить, он побежал выставлять меня так, как будто это я сказал! – пышал нарочитым негодованием полный старик от телесной своей грузности очень естественно добавляя одышку, отчего получился даже задыхающимся от возведенной на него напраслины.

– Я хотел вас проверить!

– Ах, Бофаро, – Бофаро – хитрец! Я подозреваю, что вы не прочь были и подыграть ему. Чтобы получить предлог и самому рассказать о том, что вы знаете. Давайте скорее не тяните, я чувствую у вас для меня припасены новости из самых лучших. Порадуйте же меня поскорей. – говорил монсеньор Спорада, вынимая ноги из ванны и отдавая их в широкое полотенце вытирателю ног, и смотрителю за ногтями и кожей ноги. Ванну унесли.

– Мне есть чем вас порадовать, Монсеньор, вы угадали: одна в яблоках, разукрашена словно кистью художника, а два других жеребенка белы как бумажные листы, и только на одном из них обнаружена темная точка, а в остальном они абсолютно как побеленные…

– С точкой отдайте полковнику! Дю Валло любит черных. Хотя нет! Что я говорю?! Ему ж еще расти и расти…

Ненадолго воцарилась молчаливая тишина. Служитель ног перешел от прочищения ногтей к умащению наиболее подозрительных частей кожи размягчающими мазями. Чувствуя как приятно его ногу облегают надеваемые чулки, из легкой тонкой материи, но дающие заметные ощущения сухости и охлаждения, еще учащенней поласкал щенка спаниеля в руках.