– Да, люди умирают и, как правило, не возвращаются обратно. Но я своими глазами видел его, слышал его голос и да, я присутствовал в момент смерти Ривальды Скуэйн, и это не могло мне показаться…

– Могло, – перебил его сеньор Раньери. – Тебя посчитают сумасшедшим, если ты в присутствии всех сливок общества откроешь рот насчёт всех этих сказок. Это изрядно подпортит мою репутацию, а это мне нужно меньше всего.

– Да плевать я хотел на твою репутацию! – воскликнул Юлиан и бросил вилку на стол.

– Ты заигрался, Юлиан, – бросил ему дед, однако в этот раз в его голосе была слышна не привычная агрессия, а мольба о выполнении просьбы. – Нам всем нелегко из-за напряженной обстановки в семье, но это не повод столь резво рубить с плеча.

Юлиан вышел из стола, не желая слышать эти бредни.

– Я не рублю, – сказал Юлиан, надевая пиджак. – Я лишь хочу сделать как можно лучше для всех. Сорвенгер убил Ривальду, но сделал он это по чужому приказу. Он был лишь пешкой в большой игре. Чтобы победить, нам нужно срубить голову их организации, а не отсекать руки.

– Красиво говоришь. Скуэйн научила тебя таким метафорам? Можешь не отвечать. Я скажу тебе лишь то, что правда, такая, какая она есть, рано или поздно всплывёт наружу. Сейчас же ты можешь лишь усугубить ситуацию.

– Лучше раньше, чем дожидаться новых смертей и ужасов. Жаль, вам не понять этого. Вы думаете только о своих кошельках и своей репутации.

Сеньор Раньери как раз собирался засунуть кусок бекона себе в рот, но, услышав новые обвинения в своей продажности, остановился.

– Честь семьи, – сухо сказал он.

Это словосочетание уже давно начало выводить Юлиана из себя, потому что никакой нормальной семьи у них и в помине не было.

От продолжения неприятного разговора Юлиана спас очередной стук в дверь.

– Такси уже ожидает вас, мистер, – пробурчал работник отеля и захлопнул за собой дверь.

– Я сеньор, а не мистер, – проворчал дед, после чего поспешно встал из-за стола. – Насколько же предусмотрителен и услужлив Гарри, я просто поражаюсь. Отчего же все не могут быть такими же? – посетовал он.

Конечно, Юлиан понял, что это был камень в его огород, но какого-либо внимания он проявлять не стал, несмотря на то, что фитиль внутри уже загорелся.

Центральный конституционный суд Лондона и всего Сообщества Шмельцера ничем не выделялся на фоне других зданий центра этого города. Классический фасад с застекленными стенами, дизайн в духе самых банальных традиций эпохи Возрождения и безликая, однообразная сухость серых камней. Таких же серых, как и сам Лондон.

Консьерж на входе поклонился сеньору Раньери словно какому-то лорду и кинул многозначительный взгляд в сторону Юлиана, предварительно сунув в руки деда какую-то жёлтую бумажку, вероятно, являющуюся чем-то вроде пропуска в это место.

Здание суда вряд ли когда-то пустовало, но в этот особенный день там было не протолкнуться. Куча джентльменов в однообразных чёрных костюмах и шляпах, и чуть меньшая компания всё столь же однообразно одетых дам сновали туда-сюда, отвешивая приветствия сеньору Раньери. Имело ли какой то смысл их нахождение здесь? Юлиан не мог представить.

Здесь было настолько серо, безлико и однообразно, что Юлиану хотелось едва ли не вздёрнуться, лишь бы закончить всё это побыстрее. Хуже всего в своей жизни он относился к такой скуке и полнейшему отсутствию красок. Он лучше бы был беглым преступником вроде почившего Агнуса Иллиция, чем когда-то устроился на похожую работу.

– Очень рад вас видеть, сеньор Раньери, – прервал размышления Юлиана один знакомый голос.

Дед остановился, уперевшись глазами в Стюарта Тёрнера.