Золотая краска на клетках теперь казалась мне глупой и пошлой.

– Я просто впустую потратила наше время.

«Вы все-таки леди».

– Да нет же! – Жан-Люк яростно замотал головой и сжал мои грязные руки. – Ты попробовала что-то новое, и у тебя получилось.

Голова у меня загудела, когда я услышала его ложь. Полгода я только и делала, что усердно старалась. Вскинув голову, я шмыгнула носом и выдавила улыбку.

– Да, ты прав, но уходить пока рано. Вдруг на ферме остались еще лютены. Может, Фредерик упустил одного или двух…

– Этот последний.

– Откуда ты знаешь, что он последний?

Я закрыла глаза. Наконец я все поняла. И сдалась.

– Это ты отправил его ко мне? – тихо спросила я.

Жан-Люк ничего не ответил. Повисло тяжелое молчание. С широко распахнутыми глазами я схватила его за синий мундир и затрясла его.

– То есть ты сначала поймал его, а потом… потом пробрался на поле и выпустил его?

– Не говори ерунды…

– Так или нет?

Избегая моего взгляда, Жан-Люк отвел мои руки:

– У меня нет на это времени, Селия. Сегодня вечером перед мессой у нас срочное собрание. Отец Ашиль прислал весть. Я должен был вернуться в Башню уже несколько часов назад.

– Зачем? – спросила я, не в силах сдержать дрожь в голосе. – И что… что за срочное собрание? Что-то случилось?

Старый вопрос. Избитый и надоевший. Вот уже несколько недель Жан-Люк постоянно куда-то пропадал, о чем-то шептался с отцом Ашилем, когда думал, что я не вижу. Он не говорит мне, о чем они секретничают и отчего их лица мрачнеют с каждым днем. У них есть какая-то тайна – срочное дело, – но, когда я спрашиваю Жана об этом, он всегда отвечает одинаково: «Это не твоя забота, Селия. Не нужно тебе беспокоиться».

Словно заведенный механизм, он повторял одно и то же.

– Идем. Я уже все погрузил. – Он кивнул на лошадей.

Я перевела взгляд на телегу, в которую он аккуратно сложил все клетки, пока я ловила лютена. Всего девятнадцать. Двадцатую Жан держал в руках. Не говоря ни слова, он пошел к лошадям. Привалившись к клетке, пьяный лютен сладко похрапывал в лучах закатного солнца. Другим эта сцена могла показаться вполне милой, может, немного необычной. Кто-то бы даже кивнул одобрительно, увидев серебряный значок на моем корсаже и кольцо с бриллиантом на пальце.

В памяти всплыли слова Жан-Люка, которые он сказал мне осенью:

«Чтобы защищать невинных, размахивать мечом вовсе не обязательно, Селия. Ты как никто другой доказала это».

Время показало, что мы все лжецы.

В первые за полгода я решила пропустить мессу. Когда Жан-Люк, как и подобает, постучался в мою дверь в половине восьмого – нашего вечного сопровождающего, как ни странно, рядом с ним не было, – я притворилась больной. Тоже впервые. Вообще-то, я никогда не лгала, но сегодня мне ни до чего уже не было дела.

– Прости, Жан. Кажется, я немного простудилась.

Покашляв в сторону, я выглянула в скрытый полумраком коридор. Дверь я лишь чуть приоткрыла. Не стоило Жан-Люку видеть меня в ночной сорочке – шелковой, кружевной, цвета слоновой кости. Одна из многих непрактичных вещей, которые я забрала с собой из родительского дома. Разумеется, она не защищала меня от здешних ледяных сквозняков, но в ней я хотя бы чувствовала себя собой. Да и когда я перебралась в Башню, Жан-Люк настоял, чтобы я поселилась в комнате с камином.

Щеки у меня до сих пор иногда горели от стыда, ведь только в моей комнате был камин.

– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Жан и пощупал мой лоб, но я-то знала, что у меня жара не было. – Мне послать за целителем?

– Нет-нет. – Я отвела его руку. – Мне всего лишь нужно выпить чашку мятного чая, пораньше лечь спать, и все пройдет. Я как раз расстелила постель.