– Я, конечно, как человек военный, выполню все, что ты скажешь, Костя, но, как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, ты ухватил слишком большой кусок, которым можешь запросто подавиться, – осторожно заметил Вячеслав.

– Стало быть, ты тоже против?

– Ты спросил, я ответил, – пожал плечами воевода.

– Ну, наш патриарх по своей обычной схеме работает. Раз первый царь в той русской истории появился в 1547 году, то и нам надо дождаться того же времени, чтобы еще и этим не усугублять изменения истории…

– Сказано: «Не умножай сущностей сверх необходимости»,– перебил Костю владыка Мефодий, который неделю назад самолично прибыл в Рязань, чтобы торжественно преподнести Успенскому, Спасскому и Борисоглебскому соборам святые дары, привезенные из Константинополя. – А я как раз не вижу этой вот необходимости.

– С тобой все ясно, владыка, – вздохнул Константин. – А ты-то чего, Слава? Или ты тоже необходимости не видишь? А ты чего молчишь, Михал Юрьич?

– А мою точку зрения ты знаешь, – пожал плечами изобретатель. – Князь, пусть даже и великий, это почти что президент. У него прав не намного больше. Так что от них до демократии рукой подать. А станет царь – тогда все! Хана!

– Хана будет, когда Батый придет, – парировал Константин. – Сразу скажу, что, исходя из исторической практики, у любого демократического режима шансов победить в войне, при прочих одинаковых условиях, намного меньше, чем при диктатуре. Это абсолютно точно. Демократы Гитлера никогда бы не одолели. Такое мог совершить только Сталин. Да и вообще. У нас коллективное руководство редко было, но за это время мы проигрывали все, что только можно.

– А американцы? – взвился Минька.

– А что американцы? Ты назови хоть одну относительно приличную войну, в которой они победили.

– Ну, Вторая мировая, – неуверенно протянул изобретатель. – А что, они ведь тоже в ней участвовали? – взвился он, заметив саркастическую ухмылку на лице воеводы.

– В сорок четвертом, – кивнул Константин. – Когда нам до Берлина… – Он, не договорив, махнул рукой. – Знаешь, Миня, даже самый затюканный шакал, или нет, лучше чисто по-американски, так вот даже самый вонючий скунс может себе позволить пнуть пару раз ногой смертельно раненного тигра, когда его уже крепко держит за глотку могучий лев.

– А Война за независимость? Выиграли ведь!

– Только их генерал Вашингтон проиграл чуть ли не все сражения. А что касаемо демократии, то я тебе так скажу. Если сейчас ограничиться великим княжением, то рано или поздно, но либо мои потомки, оказавшись слабаками, просто разбазарят верховную власть, либо найдется кто-нибудь из внуков-правнуков, причем не обязательно моих, кто эту корону все равно на себя напялит. И что тогда?

– А что тогда? – пожал плечами Минька.

– А тогда, Михал Юрьич, он все эти ограничения власти, которые я сам по доброй воле приму, сделав монархию изначально пусть и не конституционной, но весьма близкой к ней, просто отметет в сторону. А в свое оправдание скажет: «Мой дед был великий князь и потому слушал всякие советы своих лучших мужей, вводил городское самоуправление и прочее. Я же – царь, так что мне все советчики не указ. Что хочу, то и ворочу!» Так вот, я попытаюсь приучить народ не только к царю на троне, но и к осознанию того, что и простые люди при нем играют немалую роль и имеют весомые права, которые записаны в законе.

– Вообще-то, логично, – нехотя согласился Минька, но Константин, не обращая на это внимания, уже обернулся к воеводе. – Теперь давай с тобой разберемся. Почему ты считаешь, что Галич слишком велик для меня и я могу им подавиться?