А мы все думали, что это был Богом забытый край, а оказалось, это были благословенные небом Божок, Баткен и все Ала-Тоо и весь регион в целом. После того как были найдены дорога и ворота, ведущие к небу и ключи, которые открывали эти заветные двери.

Жунай Мавлянов

(перевод Замира Осорова)

…Эрмат до глубокой ночи не мог уснуть. Предстоящая охота с ловчими птицами пробудила в нем воспоминания далекого детства. А приглашал его сам председатель колхоза.

…Судя по всему, охота завтра будет удачной. Целый день шел снег. К вечеру со стороны Кара-Байыра начал поддувать ветер. Кара-Байыр – это отвесная гора на востоке от аила. Для здешних людей она словно метеостанция, ибо ветер, дующий со стороны этой горы, ветер, клонящий кроны тополей к земле, ворошащий на крышах домов стога сена и подметавший начисто дворы, будто аккуратная хозяйка, никогда не обманывает. Раз уж трепещет за окном развешанное белье – значит, жди скорой перемены погоды. В непогоду предсказывает прояснение и тепло, наоборот, в ясный солнечный день пригонит невесть откуда дождевые облака. Почти никогда ветер, дующий с Кара-Байыра, не обманывает. Ни зимой, ни летом.

После окончания школы Эрмат поступил в институт. С тех пор в аил наведывался изредка. И вот как и прежде, на зимние каникулы, он приехал в аил. Из пятнадцати свободных дней Эрмат рассчитывал по крайней мере половину провести у престарелых родителей. Председатель колхоза, пожилой уже человек, знал наперечет имена уехавших из аила совсем еще молодых ребят и девушек, – знал кто и где учится или учился, когда закончил и куда был распределен, вплоть до того, кем работает ныне. В его видавшей виды записной книжке хранились все эти сведения, помимо сугубо колхозных статистических данных о настриге шерсти, о площади земель под пшеницу, о количестве овцематок, на год уходящий, и предполагаемый приплод, на будущий год.

Вечером председатель колхоза, получив сообщение что Эрмат приехал на неделю, тут же пригласил его, на завтра, на охоту. «Поднимемся на холмы. Нынче, по словам погонщиков, кекликов много. Рыскула, знаешь, с верхней окраины нашего аила? Так вот он – потомственный мунешкер. И отец его, и дед обучали птиц. Правда, и они были вынуждены забросить это занятие с началом коллективизации. К счастью, ненадолго. Они опомнились вскоре и, несмотря ни на какие трудности, продолжили дело знаменитого мунешкера Кайыпа. Ты, наверное, помнишь его, после смерти этого человека совсем туго стало нашим соколятникам и беркутчи.

Думали, вот и конец всему, – а нет, кровь Кайыпа снова заговорила в сыновьях и внуках его. Третий год уже обучает птиц Рыскул, выйдя на пенсию. Их уже у него двое.

Недавно заглянул ко мне, приглашая на охоту.

У Рыскула в самом деле было два сокола. Один крупный и сильный, другой несколько меньше и послабее. Когда Эрмат поздоровался с бородатым человеком в желтом лисьем тебетее на голове, ему показалось, что сокол, сидящий на левой его руке, вцепившийся когтями сильных лап в плотную кожаную перчатку, встрепенулся явно недовольный, окинув его пронзительным взглядом зорких глаз с желтоватым ободком вокруг зрачка. Подражая ему, второй сокол тоже заволновался. Студеный ветер перебирал мягкий пух на груди этих красивых птиц с загнутыми вниз крепкими клювами; гордо поглядывая на окружающих людей, они как бы изъявляли свою готовность к охоте.

…Добыча долго не попадалась на глаза. Охотники то поднимались вверх по склонам, то опускались в луга, но все было напрасно. Ловчие птицы, беспрестанно ворочающие по сторонам своими головами, готовые, казалось, на малейший шорох в кустах ринуться с рук охотников, видимо тоже извелись в ожидании.