В древнем поместье, несущим дух корейских традиций, было тихо. Но это не та безмятежная тишина, что царила здесь обычно, нет. Сейчас это было похоже на ту тишину, которая царит на кладбище. Тревожная, напряженная. Здесь словно замерла жизнь и только в главном доме можно услышать хоть какие-то звуки речи. Но речь эта не предвещала ничего хорошего.

– Наш клан является одним из древнейших в Чосоне, – говорил пожилой, но высокий и статный мужчина. Голос у него был мощным, хорошо поставленным. – Как и у каждого древнего клана, у нас есть строгий кодекс. Одно из правил этого кодекса запрещает покидать территорию клана без одобрения всем, включая слуг и их детей. Наказание – изгнание.

Перед ним в нижайшем поклоне сидел мужчина, над которым и вершиться суд.

– Прежде всего это сделано для безопасности тех, кто задумал прогулять по районам простолюдинов, – он посмотрел на немногочисленных присутствующих, и остановил взгляд на том, кто стал виновником этого суда. Дочери боевого слуги – сейчас она сидела в коляске и безжизненными глазами смотрела на происходящее. Она была еще совсем ребенком, но уже пережила то, чего никто бы не пожелала врагу: ей отрубили руки, раздробили ноги и выбили все зубы, и это не считая других множественных переломов. Когда ее нашли, она была уже присмерти. Но благодаря усилиям клана ее удалось спасти. Но стоило ли?

– За многочисленные заслуги твоей семьи клан не будет накладывать на тебя расходы за лечение дочери и снимать печать, – продолжил седовласый мужчина, переведя взгляд обратно на слугу. – Сегодня твой последний расчет и по истечению недели твоя семья будет обязана покинуть территорию клана.

– Да, господин, – сдавленно произнес слуга, не поднимая головы от пола.

– Ты хорошо служил, но кодекс есть кодекс. Прощай.

Седовласый янбан развернулся и пошел на выход. За ним потянулась его свита и свидетели. Все старались не смотреть на так и не поднявшегося мужчину. Изгнание такого славного человека всегда удар по клану, который, за последнее время и так пережил немало сложных времен. Но принципиальность и твердость – это то, что и делает их высшим кланом.

В комнате осталась лишь семья слуги в полном составе: три сына, две дочери и жена и отец, который встал только тогда, когда закрылась дверь.

Повисло тягостное молчание. Женщины едва сдерживали слезы, мужчины и мальчики опустили головы.

– Что… нам теперь делать? – спросила со слезами в голосе самая старшая женщина, опустившись к младшей дочери в коляске.

– Сначала – соберем вещи, у нас не так много времени, – мужчина подошел к семье. – Е-ни, найди нам квартиру по финансам, Нараурам, помоги женщинам собраться, На-му – пойдешь со мной к господину, – раздал указания отец – Дал. Выглядел он подавленно, но сейчас нельзя было давать эмоциям захлестнуть себя. Нужен план действий – когда есть цель, есть куда стремиться, а значит есть смысл жить. И нужно показать, что не все потеряно, что еще можно найти выход, показать пример стойкости. Так думал Дал: как мужчина он должен быть опорой, даже если сам он сейчас хочет совершить самоубийство.

Видя уверенность и непоколебимость отца, семья немного приободрилась и начала действовать.

Уже к вечеру вещи были собраны, вот только квартиру все никак не удавалось найти. Но они и не рассчитывали сделать это быстро – это всегда не быстрый процесс, тем более не каждый готов сдавать жилплощадь таким как они.

Вечером, когда все разошлись спать, Дал зашел в комнату младшей дочери – Го-юн, именно она пострадала от нападения бандитов.

Дал опустился на колени перед кроватью девушки, коснувшись лбом пола.