Ситуация у берегов европейского Средиземноморья еще больше осложнилась после «арабской весны» и военной операции в Ливии в марте 2011 г. Известно, что Сильвио Берлускони, занимавший в то время пост премьер-министра Италии, предупреждал коллег по ЕС о последствиях удара по Ливии для иммиграционной ситуации в Средиземноморском регионе, да и в Евросоюзе в целом. Однако ожидаемые выгоды от свержения режима Каддафи оказались сильнее опасений наплыва иммигрантов. Напомним, что ЕС стоило огромных усилий добиться сотрудничества с Ливией, которая в результате длительных переговоров взяла на себя обязанности по сдерживанию нелегальной иммиграции из глубинных регионов Африки. После гибели Каддафи шлюз открылся и неконтролируемый поток нелегалов устремился в Италию, Францию, Испанию, на Мальту и Кипр; через несколько лет случилась трагедия у острова Лампедуза, которая вскоре повторилась несколько раз, что привело к резкому обострению иммиграционной ситуации и усилению критики политики Евросоюза.

В отношении других североафриканских стран ЕС на протяжении нескольких лет предпринимал значительные усилия для снижения иммиграционного притока посредством диалогов и заключения соглашений о «партнерстве для мобильности» с ключевыми странами региона – Марокко и Тунисом (2). Однако «арабская весна» породила конфликтную ситуацию внутри ЕС, причиной которой стало решение правительства Италии о предоставлении краткосрочного вида на жительство нескольким сотням мигрантов из Туниса, с тем чтобы они воспользовались возможностями этого статуса и отбыли во Францию. Последовавший затем франко-итальянский конфликт вызвал бурную политическую дискуссию о необходимости восстановления контроля на границах государств-членов и перевел фокус иммиграционной политики ЕС с внешнего аспекта на внутренний. В результате несколько лет было потрачено на дебаты между Комиссией и Европарламентом, с одной стороны, и государствами – членами ЕС – с другой, о возможностях изменить механизм управления Шенгеном вместо того, чтобы консолидировать партнерство со странами Южного Средиземноморья, которое день ото дня становится все более решающим для установления контроля за иммиграционной ситуацией в регионе.

Условия проведения иммиграционной политики ЕС в свете сирийского кризиса, который вряд ли в скором времени разрешится, еще больше осложняются. Пока беженцы из Сирии находили прибежище в соседних государствах (Ливане, Турции, Иордании), ЕС мог позволить себе реагировать удаленно, путем предоставления финансовой помощи принимающим странам. Призывы к государствам – членам ЕС расселить сирийцев не нашли отклика, всего лишь несколько стран (прежде всего Швеция и Германия) согласились расселить беженцев. Рост ходатайств об убежище со стороны Сирии вынуждает Евросоюз озаботиться решением проблемы сирийских иммигрантов уже внутри ЕС, а не только за его пределами.

Таким образом, резкий рост миграционных потоков с начала весны 2011 г., вызвавший кризис Шенгенской системы и солидарности государств-членов, еще раз продемонстрировал, что любые внешнеполитические действия государств-членов и Евросоюза в целом имеют вполне определенные последствия и для внутриполитической ситуации, в том числе и для развития «пространства свободы, безопасности и правосудия».

Новые «руководящие принципы», утвержденные Европейским советом в июне 2014 г., предполагают разработку детального плана действий, что становится первоочередной задачей нового состава Комиссии ЕС, где иммиграционные вопросы курирует Димитрис Аврамопулос, бывший министр иностранных дел, а до этого – министр обороны Греции. Остроумная идея нового председателя Комиссии Ж.-К. Юнкера назначить на данный пост представителя «слабого звена» иммиграционной политики ЕС, заинтересованного в укреплении ее наднационального начала, позволит начать консолидацию солидарности государств-членов, что, впрочем, способно вызвать ответную реакцию протеста. Одной из важных причин отсутствия должного взаимопонимания институтов ЕС и государств-членов следует считать разрыв между концептуальным и практическим воплощением программных установок.