Ну, первым делом пошли в штаб. Сначала представился старичок:

– Малявин. Назначен на должность начальника медчасти.

«Чёрт возьми, – подумал Мишка, – надо было с ним в шахматы сыграть».

– Очень рад, – сказал начальник штаба. – А то у нас всё на фельдшерском уровне. Спросить не с кого, – и повторил: – Очень рад.

Мишка протянул свои документы. Тот мельком посмотрел и кивнул. Ленка сказала, что она зубной техник.

– Итак, – подвёл итоги местный бог. – Пока устраивайтесь в гостинице. По вопросам жилья – к заместителю по быту. Начальника медчасти прошу быть завтра на планёрке в восемь ноль-ноль. У меня всё.

В гостинице жили командированные, телевизор и шум без конца открываемых дверей.

Телевизор жил в холле, командированные в комнатах, шум – везде, где командированные. По вечерам, в девятнадцать тридцать, телевизор показывал фильм «Место встречи изменить нельзя». Офицеры, те, кто не совсем пьян, выходили из комнат и шли в гости к телевизору. Вместе с ними кино смотрели два уголовника – прислуга гостиницы (вместо шоколадных негров с белыми зубами). И надо отметить: и гости, и прислуга – все болели за советскую милицию.

Ну а в первый же день работы Сидорович и Мишка вместе отправились туда, где жили люди в чёрном. Пошли утром по скользкому, ещё мокрому от росы трапу, от посёлка прямо на юг. И вот – огороженное колючей проволокой и вышками пространство, четырёхугольник для жизни.

Один ряд проволоки, второй ряд проволоки, а между ними медленной вонючей рекой текут стоки уборных.

Нажали кнопку звонка на входе, и открылась дверь, потом коридор, окошко, куда суёшь новенькое удостоверение, и наконец комната с прапорами – личный досмотр. В самой зоне пусто – все на работе. Бараки стоят, в бараках дежурные – шныри. Между бараками светлый воздух и подметено. Тут же административное здание в два этажа, кухня, медчасть, баня с прачечной, клуб. И хватит.

В медчасти у входа встречает санитар. Бритый, здоровый. Бегает вокруг. Юлит. Потом слышен его мат в коридоре – устанавливает очередь.

– Ну, начинаем, – бодро говорит Сидорович и надевает приготовленный для него белый накрахмаленный халат.

Самая лучшая машина на свете, даже лучше «Жигулей» и «Феррари» – МАЗ с прицепом. Забираешься наверх и плывёшь над землёй, глотая километры, как судьбу. Крошечные люди машут руками, просят остановиться, подвезти. И уже почти неважно, что ты всего лишь пойманный уголовник, отпущенный за послушание на поселение, грязный, обросший, пропахший потом, со всеми своими потрохами отданный в подчинение начальнику отряда – рязанскому мужику с такими же повадками, как у тебя. Мужику с тяжёлыми кулаками и крошечными звёздочками на погонах.

Ну а кроме МАЗов есть ещё школьный автобус. В нём возвращались из школы дети поселенцев, которым было разрешено жить с семьёй. Вёл автобус грузин-убийца. Был он толстый, с добродушным, немного плаксивым лицом. Мишка часто слышал его рассказ, точнее, не рассказ, а без конца повторяемую одну и ту же фразу: «Ну зачем он вернулся… Ну зачем он вернулся… Ведь не хотел я…»

А хозяйкой поселения была Анна Ильинична. Конечно, официальным заместителем по режиму являлся Шмоняк. Но Шмоняк был уже не первым, назначенным на эту должность. И наверняка не последним. А Анна Ильинична была всегда.

Со Шмоняком санитарный врач познакомился сразу, как добрался в это место, – всегда надо представляться начальству, чтобы оно потом не возмущалось. Шмоняк сунул жёсткую ладонь и, не дослушав, круто развернулся, поднял воротник шинели от ветра и зашагал к строю новоприбывших объяснять правила. Потом Мишка увидел, как он, короткий, широкоплечий, прямым ударом в лицо сбивает с ног одного из них, чтобы, видимо, тот быстрее понял, что поселение – это тоже зона.