– За что?

– За то, что я разрешаю вам вдвоём сидеть.

Надя молчит, но зато реагирует Мишка:

– Серый, ты ему лучше трусы индивидуальные подари.

– Подарю. Со своего плеча.

– Таких уже не выпускают, – замечает Ольга.

Через некоторое время, когда все забыли, Надя вежливо просит:

– Коля, повернись, пожалуйста, в профиль.

Удивлённый Клёпин поворачивается, потом спрашивает:

– А что?

– Ты так хуже смотришься.

– Серый! – Клёпин в расстройстве роняет дневник. – Ну что ты в ней нашёл?

– Комсомольские билеты… – серьёзно отвечает Сергей.

Надя опрометью выбегает, Сергей за ней. Возвращаются вместе. У Нади постное, как бы только вымытое лицо, потупила глаза, румянец на щеках. У Сергея в глазах смешинки.

Но, конечно, не это главное. Главное то, что группа по инициативе правильной Любы подхватила начинание москвичей – взяла на себя обслуживание двух палат в больнице. А бывший провинциал, оставшись без друга, зачастил в Эрмитаж и выписал в школьную записную книжечку: «Сюрреализм отличается от абстракционизма неполным уходом от действительности».

Ещё недавно в метро рассматривал мозаику, ну то есть ворон, как всегда, считал, только решил сесть в поезд и вдруг услышал:

– Молодой человек, молодой человек!

Оглянулся – к нему пробирался незнакомый седой мужчина. Мишка задержался.

– Извините! – мужчина тяжело дышал. – Будем знакомы – Исаак.

– Михаил.

Мужчина скользнул взглядом по окружающим:

– Отойдёмте?

– Ладно, – Мишка недоумевал.

– Простите, Михаил, вы еврей?

– Еврей.

– Понимаете, Михаил, я уезжаю в Израиль, на нашу родину.

– Да? – Мишке стало интересно. – Именно в Израиль? Не в Америку?

– В Америку ни в коем случае!

– Но в Израиле же война!

В глазах Исаака мелькнула сумасшедшинка:

– Хватит мне этих гоев! Все евреи должны жить в Израиле!

– Я не спорю, – миролюбиво сказал Мишка.

– Так вот, – Исаак глубоко вздохнул, – у меня есть дочка, а у вас, молодой человек такое хорошее еврейское лицо, что я подумал… Подумал…. А давайте я вас с дочкой познакомлю?

– Меня? – Мишка растерялся.

– Вас, именно вас! Быстро оформляем брак и всей семьёй уезжаем на историческую родину.

– Но я, я…

– Прошу вас, подумайте, вы не понимаете, от чего вы отказываетесь! Это уникальная возможность! Подождите!

Исаак встревоженно посмотрел по сторонам, вытащил блокнот и, записав номер, оторвал листочек с телефоном.

– Возьмите! И приезжайте! Обязательно приезжайте к нам.

Быстрым шагом ушёл.

Мишка ещё подержал листочек в руке и неуверенно сунул в карман. Так сложилось, что в их семье мало говорили о еврействе, да и в институте с евреями, сплошь питерскими ребятами, живущими своей, отличной от его, провинциала, жизнью, он не сошёлся. Куда ехать? Зачем? Из Питера?! А как же БДТ, Эрмитаж? В своё время он брал в библиотеке книжку про арабов, но до конца не дочитал – где он и где арабы… Кстати, за два года Мишка только раз оказался в чисто еврейской компании – все после танцев собрались в закутке, и хозяйка квартиры, поставив пластинку с песнями, торжественно зашептала:

– Слушайте! Надо слушать между строк.

Мишка вслушивался, вслушивался, но ничего не разобрал. Между прочим, час назад та же самая хозяйка в ответ на приглашение потанцевать томно сказала что, видите ли, она его боится, и завела в кухню, где состоялся многозначительный разговор по поводу её загадочных глаз, мятежной души и невыразимой грусти. После пластинки Мишка окончательно почувствовал себя не в своей тарелке, разозлился и ушёл.

Так что глупости. Он достал листок и выкинул в ближайшую урну.

– Усе мысли начальства спускаются в этот жёлтенький продолговатенький квадратик…

На третьем курсе началась военная кафедра. Руководил ею полковник Семенюк – огромный, важный, роняющий медленные слова с очень слышимым украинским акцентом. На первой лекции, оглядев молча полупустой зал, он лениво проговорил: