Мама зашла в комнату, когда Веронта цепляла заколочку. На маме было платье свободного покроя в пол, туфли на очень низком каблуке, чему я очень удивилась.

— Ты прекрасна, - она улыбнулась, глядя на мое отражение в зеркале.

— Ты тоже, - улыбнулась в ответ, и мы, не задерживаясь, отправились к дверям знакомого мне зала.

В этот вечер все было иначе. По коридорам никто не сновал, музыки и голосов из зала не доносилось. Наверное, устали ждать и разошлись по домам. Что ж, я их понимаю. Ожидание редко кому приходится по вкусу.

Мама шла уверенно, я старалась следовать ее примеру, но у меня это получалось откровенно плохо. Руки тряслись и я пыталась скрыть это, сцепив пальцы на животе. До чего не люблю я массовые мероприятия... Гораздо больше возможности незаметно воткнуть нож в спину.

Морально я была готова к переполненному залу, шуму и гаму... И совсем не готова к длинному широкому столу и сидящим за ним людям.

Со стороны двери во главе стола место пустовало. Рядом, по правую сторону, сидел Витор, по левую – Джен. Дальше лично мне незнакомы: женщина с пучком на голове, напротив нее грузный мужчина, следом блондинка с надменным лицом и морщинками на лбу и мужчина с седыми висками. За ними, скорее всего, пожилая пара, хотя пожилыми их назвать язык не повернется. Мужчина полностью седой, но с ясным взглядом и лицом лишь слегка тронутым старостью, женщина с прокрашенной сединой, только у корней серебро едва заметно, подтянутое лицо... Рядом с ними еще одна, последняя пара, и они от рядом сидящих отличаются разве что внешностью. Во главе два стула, на одном из которых папа счастливо улыбался.

При нашем появлении все сидящие дружно повернули головы и в этот момент я почувствовала себя чужой среди своих. За этим столом наверняка сидят самые близкие люди Ирэне, кроме Витора, а я... и не знаю никого.

Я изобразила на лице радость, стараясь не выдать волнения. Все молчали, мама прошла на свободное место рядом с отцом, а я застыла возле последнего незанятого стула...

— Цветочек, - голос с хрипотцой пронесся по огромному полупустому залу.

Он принадлежал последней из женщин по правую сторону.

— Хватит стоять, - тон ее был непререкаемым. – Садись и расскажи своим родным, как у тебя дела, как здоровье, в какие проблемы влезла, все рассказывай.

— Мама, - воскликнула, собственно, моя мама... Почти моя.

— Что мама? – бабушка невозмутимо продолжила маленькими кусочками употреблять порезанную отбивную. – Цветочек по уши в дерьме.

— Мама! – возглас повторился.

— И не пытайся, я все знаю, - с тем же невозмутимым видом бабушка прожевала отбивную. – Мы с твоим отцом не настолько стары, чтобы забывать о разведке, и наша разведка говорит, что у Цветочка большие проблемы.

Папа скрипнул зубами и на стол упала искореженная вилка.

— Зятек, не кипятись, - бабуля с укором посмотрела на него. – Ты не в состоянии защитить наших девочек, мы еще можем это сделать.

За столом повисла давящая тишина, которую нарушил громкий выдох со стороны отца.

— Я могу защитить свою семью.

— Благодаря твоей защите моя дочь лежала в больнице? – в голосе бабушки не было ничего, кроме непоколебимого уверенного спокойствия. – Будем откровенны, да? Ты мне никогда не нравился, но ты понравился моей дочери, а я желаю ей счастья...

— Благодаря вашим пожеланиям, она два раза отменяла свадьбу, - едко произнес отец, за что все мы услышали громогласное:

— Не перебивай меня! – и прежним спокойным хриплым голосом продолжила: — Я не хочу потерять единственную внучку из-за твоего бессилия, зятек.

— Мерра, - предостерегающе произнес, видимо, дедушка, неодобрительно наблюдая за женой.