– Кобай, давай к делу, – грубо оборвал Рэйес, он сейчас был необычайно серьезен. – Мне нужна твоя помощь.

Теперь уже он протянул руку к фамильяру и требовательно произнес:

– Дай мне твой волос.

– А чо я-то сразу? – фамильяр скрестил лапки на груди и отвернулся с высокомерным видом. – Чо меня-то швирлять? Вон у нее сколько волос – бери у нее сколько хочешь, раз тебе волосы нужны! Ей они точно не нужны, если она шашлык из морской свинки хочет!

Потом зверек хитро глянул на меня и заговорщическим голосом предложил Рэйесу:

– А давай ее налысо побреем?..

– Дай мне твой волос, – настойчиво повторил Рэйес, игнорируя мое возмущенное рычание. – Ты знаешь, зачем. И знаешь, что дать его ты должен добровольно, я силой взять не могу.

Кобай совсем по-человечески закатил глазки, проворчал что-то неразборчивое на тему «нетерпеливых людишек», а потом ущипнул себя, выдирая волосок со своего бока. И протянул его своему хозяину.

– Держи, изверг. Тебе лишь бы меня общипать!..

– Я первый раз тебя о такой услуге прошу, не утрируй, – отмахнулся Рэйес.

Он так бережно взял в руки несчастную шерстинку, будто она представляла собой чрезвычайную драгоценность.

Я обратила внимание, что волос был необычайно длинным и по цвету совсем не похожим на шерстку морской свинки. Кобай был обладателем бело-коричневой короткой шерстки, а отданный волос – очень длинным белым, переливающимся перламутром. Это еще что за магия такая? Это вообще волос, или что-то иное?

Подумала об этом – и на какое-то время провалилась в полузабытье, потому что мне стало совсем дурно. Потому я не видела, что именно делал Рэйес, меня лихорадило, я лишь краем глаза улавливала, что он склонился над кровавой раной в моем боку и как-то над ней колдовал. А рядом подначивал фамильяр, ехидно попискивая:

– Ну давай ее все-таки обреем налысо, а? Ну ты вдупляешь, как она верещать будет? Ну чего ты на меня рычишь? Ну что тебе не нравится?..

Точно на шашлык кое-кого надо пустить. Или на деликатесную шаурму из морской свинки.

***

В себя я пришла резко, будто кто-то нажал кнопку включения мозга. Не знаю, сколько времени провалялась в лихорадочном состоянии, но, когда открыла глаза, чувствовала себя почти прекрасно. Не считая дикой слабости во всем теле, но, во всяком случае, кожа больше не горела, и ощущение растекающегося внутри яда исчезло.

Холодный белый свет лаборантской мерзко слепил глаза, и я часто заморгала, пытаясь привыкнуть к яркому освещению.

Вредной морской свинки рядом не наблюдалось, надо мной все еще склонился Рэйес. Он обрабатывал ожоги, часто окуная тряпицу в миску с перламутровой водой. Такой сосредоточенный, губы сжаты в тонкую нить. Необычно было видеть его не развеселым чудаком.

– Тебе не идет к лицу серьезность, – проворчала я. – Дурная улыбка тебе больше к лицу.

Рэйес хмыкнул и улыбнулся. Наконец-то! Почему-то его улыбка меня успокаивала…

– Раз ты вновь начала огрызаться, то явно идешь на поправку, и я могу не переживать, что ты помрешь у меня на руках!

– А тебе-то чего переживать? Не тебе помирать же, – проворчала я, аккуратно пытаясь сесть на столе.

Рэйес помог мне принять вертикальное положение и серьезно ответил:

– Не хочу, чтобы ты умирала.

– Почему?

– Ты мне нравишься, – просто ответил Рэйес.

– Любовь с первого взгляда, и всё такое? – фыркнула я. – Прости, я во всю эту розовую чушь не верю. Сказки, выдуманные инфантилами, легко поддающимися чужому влиянию.

– Не веришь так же, как в существование уровней сновидений ниже третьего? – с улыбкой спросил Рэйес.

На это мне не нашлось что ответить.

– Если в твоей жизни было какое-то болезненное событие на личном фронте, это не значит, что отныне от любых мужчин стоит ожидать только негатива и закрывать свое сердце на засов для всех желающих в него постучаться, – негромко произнес Рэйес,